Один из солдат, увидев командира и графа, громко гаркнул заключённому:
— А ну встань, отребье! Ты удостоен чести личного визита самого графа Ирвина Корсуга!
Пленник напрочь проигнорировал его слова, продолжая бормотать. Прислушавшись граф понял, что именно он бубнил. Молитвы.
— Я что тебе сказал! — Крикнул стражник и собирался отпереть клетку, чтобы дать трёпки невольнику, однако Ирвин его остановил.
— Нет, не трогай его.
Пухлое лицо командира сделалось удивлённым.
— Но, милорд, как смеет этот отброс проявлять к вам такое неуважение?
— Скажи на милость, Альфонс, разве из уст моих звучал приказ делать что-либо с пленником? — Пухлый мужичок хотел что-то ответить, но когда граф вполоборота посмотрел на него спокойными синими глазами, к горлу подкатил ком. — Сейчас вы проявляете ко мне неуважение, или я не прав?
Командир нервно сглотнул.
— Прошу меня извинить, милорд.
— Вон. — Коротко отрезал Ирвин. — Убирайтесь все. Оставьте нас. Живо!
Последнее слово он выкрикнул и пухлый командир вместе со стражником поспешили убраться от графа на безопасное расстояние. Их спешные шаги только и разносились эхом по каменному коридору.
Ирвин приблизился к железным прутьям и присел. Молитвы лысого пленника стали звучать отчётливее. Он молился вовсе не единому богу, кого проповедовала нынче церковь, но божеству старой веры, кому всё ещё поклонялись Северяне. Тому, чей знак был бычий череп. Аргусу.
— Эй, ты ведь Минт, да? Из банды Смотрящего? — Граф говорил с ним не как с разбойником, но как с другом.
Будь здесь сейчас командир, он бы, вероятно, умер от удивления.
Услышав своё имя, Минт вздрогнул и, замолчав, медленно повернулся к гостю. Чёрные крысиные глазки с ужасом смотрели в благородные синие глаза графа.
— Ты меня? — Ирвин медленно кивнул. — Ты из наших?
— Не всё так просто, Минт. Скажи, что случилось. Что заставило тебя прийти и сдаться страже?
Лицо бандита искривилось в гримасе ужаса, тело задрожало, словно его кинули на жесточайший мороз. По его щекам побежали слёзы.
— Он здесь. Он в городе! В городе! Он убил Буна! Снёс ему нахер голову! — Истерично вопил Минт.
Ирвин ни капли не понимал, о ком идёт речь.
— Кто? Кто здесь?
Тогда Минт в ужасе, широкими глазами посмотрел на графа. Его маленькие бесцветные губки растянулись в улыбке, словно пленник вспомнил забавную историю из жизни.
— А я сразу и не допетрил! Потомта, как в девицу пришёл — увидал! Пережил, чтоб его! Аргус уберёг!
И он залился хриплым смехом, который слышался скорее, как отчаянная попытка выдавить весь воздух из лёгких и умереть.
— О ком ты говоришь? — Снова спросил Ирвин, сохраняя невозмутимость и терпение.
Минт вдруг резко прильнул к прутьям, обхватив их руками, словно в попытке протиснуть между ними голову. Граф тут же учуял, как из беззубого рта пленника несёт противной гнильцой, но в лице никак не изменился.
— Чёрная Смерть!
Минт залился безумным смехом, эхом разлетающимся по помещению. Ирвин не показывал удивления, но в груди его бешено заколотилось сердце. Однако сейчас его одолевал вовсе не страх, нет. Его душу заполнила радость. Пальцами он коснулся броши лилии на груди и стал её медленно поглаживать. Значит, он всё-таки пришёл. Чёрная Смерть. Вот оно что. Значит, настало время. Нет, церкви совсем не стоит знать об этом. Я не могу этого допустить. К несчастью, сейчас я могу закрыть рот Минту лишь одним, неприятным, но необходимым способом.
Ирвин медленно поднялся и подошёл к противоположной от клетки стене. Там, на ржавом, чуть погнутом гвозде, неаккуратно вбитом в стену, висела связка ключей. Он взял её и отпер дверь клетки, вошёл внутрь.
Минт резко перестал смеяться и посмотрел на графа.
— Что ты?..
Ирвин не дал ему договорить, схватил за ворот рубахи и, положив ладонь на затылок, с размаху впечатал в угол каменной скамьи, выбитой в стене. Неприятный хруст костей глухо прозвучал в клетке. Минут издал какой-то нечеловеческий звук и граф повторил удар. И ещё, и ещё. Каждый удар становился всё мягче, давался легче. Лишь когда обмякшее тело Минта окончательно перестало сопротивляться, Ирвин остановился. Теперь в его душе воцарилось спокойствие.
Мёртвое тело медленно сползло на землю. Под его ногами увеличивалась в размерах лужа мочи, от запаха которой Ирвин скривился и вышел из камеры, заперев её и повесив ключи. В коридоре послышалось тяжёлое эхо приближающихся шагов. Граф увидел знакомый пухлый силуэт, неуклюже бежавший к нему. Он опустил глаза на брошь, достал из кармана белоснежный платок и оттёр её от тёмных капель крови.
— Милорд, вы в порядке?! — Едва не задыхаясь, на бегу кричал ему командир стражи.
— Да. — Ответил Ирвин и взглянул на свои окровавленные руки. — Почти. — Сказал он так тихо, что никто не услышал.
Приблизившись к графу, командир ахнул от ужаса, глянул ему за спину и ужаснулся ещё больше.
— Что вы наделали, милорд?
— Я? Разве я что-то сделал? — Совершенно спокойно спросил он, заглядывая в глаза толстяку. — Ты что-то видел? А ты? — Он перевёл взгляд на стражника позади толстяка. Тот, быстро оценив ситуацию, смекнул, каким будет правильный ответ, и отрицательно помотал головой.
— Милорд, я ничего не видел! — Отчеканил стражник.
Альфонс сглотнул. Он понимал, что случилось, но не знал, как себя вести. Граф Каэрна, Ирвин Корсуг, только что жестоко убил пленного члена банды Смотрящего, которого завтра ждал церковный суд. Не надо быть образованным дипломатом, стратегом и лидером, чтобы понимать, что последствия такого поступка будут невообразимо ужасными. К тому же, в первую очередь влетит как раз ему самому, а любой человек в Карлосе не хотел испытывать на себе гнев всемогущей церкви.
— Вы… Я… — Пытался что-то выдавить из себя толстяк, но слова застревали в глотке, словно упираясь, отказывались выходить наружу. Найдя в себе хоть какие-то силы, командир наконец сказал. — Церковь про это узнает. Вам нет прощения.
Ирвин застыл на секунду, точно каменная статуя древнего правителя. Синие глаза, казалось, прожигают командира насквозь, от чего тот уже успел пожалеть о сказанном. Граф медленно, шаг за шагом, приближался к низкому толстяку. На лбу проступил холодный пот.
— Скажи мне на милость, командир стражи Альфонс Бурон, зачем церкви знать об очередном самоубийстве выжившего из ума ублюдка? — Он подходил всё ближе. Ноги у командира подкашивались, казалось, сознание вот-вот покинет его. — Разве у Святого Отца Питла мало забот? Разве не занята священная церковь помощью голодающим, нуждающимся в крыше над головой? Не исповедует она раскаявшихся грешников?
Ирвин подошёл к командиру так близко, что едва не упёрся в его живот. Рука графа медленно упала на плечо Альфонсу, от чего тот вздрогнул, точно кипятком ошпаренный. Граф наклонился к его уху и прошептал:
— Нет, Альфонс, не занята. Доброй ночи тебе.
С этим он убрал руку и молча пошёл на выход из темницы. Командир стражи ещё какое-то время стоял и смотрел на убитого графом пленника. В голове беспорядочно роилась туча вопросов. Зачем он это сотворил? Что происходит? Кто же граф на самом деле? Что мне делать? Я должен немедленно доложить в церковь! Рано или поздно они всё узнают! Тогда достанется всем нам, да. Да! Граф Ирвин выжил из ума! Я должен сказать!..
Солнце лениво ползло к горизонту. Ирвин вернулся в поместье. Слуги тут же подлетели к нему, точно мухи, с предложениями разуть его, раздеть, налить выпить, накормить или подготовить для него горячую ванну. Как и от мух, граф от всех отмахнулся, приказав не беспокоить его и заниматься своими делами. Слуги смиренно повиновались его воле и рассосались по поместью на свои места.
Ирвин оставил сапоги у входа и медленно побрёл к подвалу. Всё вокруг напоминало о том дне. Лишь через года граф узнал, что отец выкупил девушек из семей. Но мерзко ему становилось не из-за того, что отец сделал так, а от того, что позже он пожаловал в семьи этих девочек и их родители крайне гордились, что продали своих детей в сексуальное рабство юному графу. Узнав об этом, Ирвин отпустил девушек, но то было ошибкой.