Внутреннюю сторону бедра опаляет издевательское прикосновение губ, и она буквально мычит от досады.
— Я больше не могу. Хватит издеваться….
Голос хрипит, срывается. Орочимару и сам уже на пределе, у них просто нет времени, чтобы растянуть эту сладкую пытку до максимума.
Нужно оставить хотя бы несколько часов на сон, а иначе бы он истязал её до самого рассвета…. Пока она не начала бы умолять его со слезами на глазах. Просто потому что такими моментами просто невозможно насытиться, они как наркотик.
Не сорваться, не повестись на соблазн и не ударить ладонью по упругой заднице для Орочимару стоит больших усилий, ведь на уязвленной коже уже просто не осталось живого места.
Он конечно садист редкой масти, но им завтра еще исполнять дипломатическую миссию. Не хочется придумывать отговорки, по какой причине одна из представителей Конохи хромает и не может нормально сидеть ни на одной твёрдой поверхности…
Эйфория её буквально захлестывает, когда он наконец-то входит в неё. Жестко и резко. Ей нравится именно так. Грубо и глубоко. Когда он покрывает её своим телом, греховным жаром. Когда болезненно сжимает пальцы на её пояснице, до возникновения очередных тлеющих синяков.
Он издевается над ней, вначале жадно и грубо вколачивается в распыленное от желания тело, не давая передышки, так, что у неё от зашкаливающего адреналина и тягучего удовольствия внутри, судорогой даже сводит колени.
Она задыхается, стонет, хнычет. Её просто переламывает, кроет. И когда Сенджу уже готова раствориться в оргазме, сжимая его внутри себя слишком туго, он выходит из неё. Затем снова вбивается интенсивными толчками, а она его проклинать готова.
Повторяя эту гадкую уловку несколько раз, до тех пор, пока она не начнёт психовать. Буквально выкручиваться из его рук, шипя, как разъяренная кошка, и этот пыл можно было утихомирить лишь с большим трудом. Она умудряется гневно укусить его за предплечье, расцарапать спину своими цепкими алыми ноготками. Пока он снова не прижмёт её своим весом к кровати, заставляя лечь на спину.
У Цунаде губы искусаны, белокурые волосы раскиданы по смятой простыне. Она тяжело дышит. Глаза пьяные и вид такой конкретно затраханный.
Если бы она хотела, то смогла бы сломать ему жизнь… Переломать все кости. Стереть с лица земли. Но все ещё продолжает держаться за эту больную, надломленную связь, что есть между ними.
Орочимару — хищник по своей сути и для него эта лучшая награда. Ощущать власть над той, что никогда и не перед кем не прогибается.
Он знает, что все зависимости заканчиваются плохо, его прагматичная часть противно ночами в ухо шепчет, что если вновь начнётся война, они оба не доживут до её конца.
Исход всё равно для них один… Они оба рано или поздно плохо кончат. Поэтому, лучше жить здесь и сейчас, даже если перечёркиваешь свои принципы…
Орочимару усмехается, запускает пальцы в белокурый затылок, сильно тянет. Янтарь в её глазах стремительно заполняется черной смолой, с губ срывается ругательство, пока он не затыкает её своим языком. Они целуются беспрерывно, если можно назвать поцелуем то, как они обмениваются укусами, будто это соревнование, чьи зубы окажутся острее.
Всё их взаимодействие на протяжении этого года, как одна сплошная борьба без выхода. Без решения.
Он заламывает тонкие запястья над её головой, а она упирается стопой в мужской пресс, за что получает ощутимый укус в лодыжку.
— Признайся, что выдохся.
— Я займусь твоим поведением, как только мы окажемся в Стране Облаков, и поверь, тебе не понравится.
— Пустозвон…
«Ненавижу» — застывает где-то на затворках сознания, так и не прозвучав вслух. Они оба понимают, что накалены до предела и сил изводить друг друга больше нет. Невозможно было держаться даже на бесконечном упрямстве. Цунаде закидывает ноги на его бедра, закрывая глаза, когда он снова входит в неё, а её захлестывает волна вязких ощущений. С каждым сильным, быстрым толчком.
Первые волны оргазма настигают её стремительно, хлестко, когда он приподнимает её бёдра, и она ощущает его так глубоко, чувственно, что практически захлебывается удовольствием. Это пелена чёрная, беспробудная. Опаснее, чем бездна и совершенно беспринципная.
Когда Цунаде просит уже в беспамятстве о том, чтобы он сделал так, как она хочет. И Орочимару делает, сжимает её горло своими длинными, бледными пальцами. Перекрывает кислород, так, что темнеет в глазах и уши закладывает. Вместе с асфиксией, наступает оргазм. Громкий и неконтролируемый. Цунаде сгорает в алом пламени, так, что в какой-то момент ей кажется, что она стала пеплом…
Жадные, резки толчки не прекращаются, пока Орочимару сам не дойдет до разрядки. Сенджу прикусывает зубами мужской сосок, слыша глухой стон прямо над ухом и жар чужого горячего дыхания. Зная, что своими действиями вбивает последний гвоздь в крышку его самообладания, и их двоих просто срывает в пропасть. Отдача слишком сильная, с горьким привкусом имбиря…
Цунаде проваливается в сон первой, и на душе даже радостно от того, что сегодня у неё нет сил, столкнуться лицом к лицу с рассветом. Потому что смотреть правде в глаза нет никакого желания. Отчаянье, чувство вины и бесконечный стыд за собственные ошибки уже давно поселились в груди неподвижным камнем. Все её идеалы, мечты — руины, которые больше не согревают душу.
Они выдвигаются в конечную точку рано утром. Рассвет холодный и туманный, приносит с собой лишь отчаянную мысль, что лучше уже никогда не будет. Они, как будто оба ядом отравлены, и если Орочимару уже давно принял свою участь, то Цунаде изживала себя медленно, по молекулам…
Сенджу исцеляет на своём теле каждую синеватую отметину после бурной ночи, Орочимару ничего не говорит ей в ответ. Съязвить хочется, внутренний зверь желает показать клыки, но прагматичная сторона сдерживает его личных демонов в оковах. За последние двое суток они и в правду заигрались… В особенности, он, в своём яром желании подавить, выбить из неё всю дурь, что она так сокровенно в себе хранит.
Сейчас на чаше весов стояло закрепление дипломатического союза, которое никак нельзя было похерить. И несмотря на то, что саннин всеми фибрами души презирал политический курс которого придерживался его наставник, он всё-таки не мог отрицать очевидный факт… Цунаде была ключевой фигурой для сглаживания острых углов в данном вопросе. Если она не сможет убедить колеблющийся совет Страны Облаков, то уже никто не сможет, а значит, сейчас ей нельзя быть не в форме.
Они не должны почувствовать слабость в её действиях и мотивах. Усомниться в её физическом или моральном состоянии.
Позавчера он не планировал её наказывать, но Цунаде перед отъездом, будто с катушек слетела, так умеючи и с фанатизмом играла на его нервах, что под вечер он был готов надломить её изящную шею, задушить голыми руками. Уже воображая в своей голове ближе к вечеру, как волосы цвета пшеницы, окрашиваются в ярко красный.
Он не мог понять её мотивов, сколько бы не пытался. Её шелковый халат был соткан из сплошных противоречий. Она, ведь стремилась сбежать из Конохи, искала любую возможность, а стоило получить желаемое, не могла найти себе места. Чуть ли на стенку не лезла… Вела себя хуже, чем загнанный зверь.
Взвинченная больше, чем обычно. Язвительная, но в тоже время замкнутая сама в себе.
Что творится в твоей блядской голове, Цунаде? Что ты задумала на этот раз?
Быть рядом с одержимой, как вечно идти по тонкому льду, и желание сделать больнее, сковырнуть рану, чтобы прочувствовать эту агонию на двоих со временем никуда не исчезает. Это уже патология… Это зависимость больная. Наблюдать, как рушатся её идеалы.
Цунаде разбита, но всё еще умелый манипулятор… Орочимару тщеславен, но даже он уже не в состоянии отрицать, что в какой-то мере, тоже попал в западню. Не стоит расслабляться, не стоит поддаваться предательским воспоминаниям, где у Цунаде беззаботные ямочки на щеках, когда она улыбается. Когда ей всего пятнадцать, а она смеется так звонко, хорошенько наподдав им с Джираей после того, как этот придурок снова втянул их в какую-то авантюру.