— Ты выглядишь сегодня как-то иначе, Цунаде… — подмечает Хирузен, и одним лишь богам известно, что в этот момент творится в его голове. И в чем заключается суть его слов. Он никогда и ничего не говорит просто так. Цунаде знает это слишком хорошо, ведь он был её сенсейем долгие годы… Она уже и не понимает, проклятье это или удача.
— Я не спала несколько дней, и я не ела со вчерашней ночи. Я задолбанная и усталая, поэтому, это не странно, — она не собирается сейчас ни с кем церемониться, даже если перед ней её наставник. Даже если он Хокаге, которого нужно априори уважать.
— Я дам тебе отгул, но пообещай мне, что не проведёшь их в госпитале.
— Не проведу. Мне нужна передышка, — саннин отвечает откровенно и честно.
— Поссорились?
— Нет, но если я не позволю себе отдохнуть ещё несколько дней, то стану не его лечащим врачом, а соседкой по палате.
— Хорошо, я понял тебя. Цунаде… Ещё один вопрос и можешь идти отдыхать, — Хокаге кивает, задумчиво опускает взгляд на свои бумаги, а затем снова поднимает взгляд, будто что-то для себя решив.
Он, будто бы сомневается… Сенджу сразу же подмечает, как напрягаются его плечи. Ей это чертовски не нравится.
Третий всегда вёл себя так, когда, по его мнению, она сделала что-то неправильное. Он не любил её отчитывать, ему всегда давалось это с трудом, а ей не нравилось, что он, тем самым, будто выделял ученицу среди других.
— Какой, Хокаге Сама? — она знала, что за заданным вопросом не последует ничего хорошего.
— Та дипломатическая миссия в Страну Облаков… Есть ли что-то, о чём ты хочешь мне рассказать?
— Все написано в отчетах миссии, я могу идти? — у неё даже голос не дрогнул. Она смотрела своему учителю прямо в глаза, осознавая всем своим существованием, что если отведет взгляд — проиграет. Цунаде умела держать себя в руках, оставаться холодной, когда это было нужно, а ещё у неё хорошо получалось врать, если от этого зависела чья-то жизнь… А на весах сейчас стояло слишком много. Не только её жалкая жизнь.
— Конечно. Отоспись, — он говорит это спокойно, но взгляд от девушки не отводит, будто сканирует её. Наблюдает за реакцией, за языком её тела.
Она совершает поклон в знак уважения, желает хороших снов и уходит спокойным шагом.
Что это было? Что он имел в виду? Внутри скребло нарастающее чувство тревоги, словно она была мышкой, которая вскоре окажется в мышеловке.
Оно било по нарастающей, хотя она была уверена в том, что замела все следы, ещё в Стране Облаков.
Буря приближалась и Цунаде осознала это окончательно, когда вернулась в своё жилище.
На письменном столе лежала коробочка чёрного цвета с красным бантом, так, всегда упаковывала для неё чай тётушка Танако из маленькой торговой лавки, что находилась на соседней улице от её дома. Цунаде ничего в этом месяце у неё не покупала…
Стоит ли говорить, что роза цвета фисташки, стоявшая в вазе, тоже было не её рук дело…
Она даже не стала гадать, сразу же узнав фирменный почерк того, кто посетил её квартиру… Он ведь никогда не умел извиняться, считал это проявлением слабости, но в этот раз попытался. Роза была раскаянием в его понимании, сожалением…
И Сенджу поняла, что в действительности простила.
Его, но не себя.
Тонкие пальцы скользнули по подарочному банту, стремительно развязывая узел. Она прекрасно понимала, что чай лишь предлог, чтобы отправить послание. Маленькую весточку…
Внутри, вместе с упаковкой чая, лежала маленькая бумажка, пустая на вид… Белый лист, но если активировать чакру в ладони, проявится текст… Если это будет чакра именно того, кому было предназначено это сообщение.
Сенджу неспешно наблюдала за тем, как на белом фоне постепенно прорисовываются иероглифы….
«Они знают. Не подавай виду. Я сделаю что-нибудь»
Цунаде обречённо вздыхает и прикрывает лицо ладонями, пульс зашкаливает все нормы.
Кто бы мог подумать, что маленький клочок бумаги сейчас окажется хуже встречи с наковальней.
Ей на несколько секунд стало трудно дышать, но она справилась… Скомкала этот долбанный листок в руках, а затем открыла окно, чтобы немного прийти в себя, подышать прохладным воздухом.
Дела были плохи, если сказанное правда, но сейчас она ничего не могла сделать.
Если они знают, то уже следят за каждым её шагом, и это херово. Очень. Даже хуже, чем обычно.
Нужно быть осторожной и не утянуть никого с собой на дно.
Сделает что-нибудь? Что он, блять, может сделать? Что? Это её провинность… Это она должна была просчитать, чтобы этого не случилось, но всё тайное всегда становится явным, как не крути. Черт. Черт. Черт.
Сенджу приходится воспользоваться техникой призыва. Перед ней оказывается одна из маленьких слизней и именно ей, она поручает избавиться от записки, а затем говорит:
— Следуй за ним и будь незаметной, если понадобиться помощь, то помоги. Докладывай, если узнаешь что-то важное и не бойся звать своих сестёр.
— Хорошо, госпожа.
— Спасибо тебе, — саннин ласково проводит пальцами по маленькому мягкому тельцу в знак благодарности, а потом наблюдает за тем, как слизень покидает её обитель через окно.
Она не знает, что будет завтра, но надеется, что встретит ещё один закат не с пробитой грудной клеткой.
Одно Цунаде поняла совершенно точно, никто из них никогда не будет счастлив.
Это расплата за все те жизни, что они забрали или не смогли спасти.
Третий сдерживает своё обещание, и никто не беспокоит её целых два дня. Она тоже не солгала ему, когда сказала, что не пойдёт к Джирайе в госпиталь.
Цунаде просто отсыпалась, приняв успокоительный травяной отвар, который мог сморить даже слона. Не в её правилах было пользоваться такими средствами, ведь ниндзя всегда должен быть начеку, но её организм был настолько измучен за эту неделю, что у неё просто не осталось вариантов.
Саке в горло не лезло, и выходить из дома не хотелось. Было страшно, что она просто не сможет избежать соблазна и ноги всё равно приведут её к госпиталю, а ей бы со своими чувствами разобраться. Понять, как действовать дальше.
Она не может ответить на вопросы, на которые сама не знает ответа. Сенджу не знает, как в глаза ему смотреть. Она объяснить свой срыв просто не в состоянии.
Цунаде боится, что он всё вспомнит и в тоже время отчаянно желает этого.
Я потеряла тебя однажды, почему я должна испытать эту боль снова? Я будто в ежедневной агонии, где обречена бесконечно, терять тебя.
Под рёбрами затаилась боль и противная досада. Но в этот раз, не было даже слез. Может она их уже все выплакала? Или просто устала жалеть себя? Или была слишком упряма, чтобы показать насколько это ранит её? Она, ведь должна справиться.
Потому что худшее уже позади. Главное, что он жив. Что он дышит… С ним все в порядке. И с ней будет… Наверное.
Ближе к вечеру второго дня она привычно садится за свитки, читает то, что прислали ей дражайшие друзья, живущие за пределами скрытой деревни.
Учеба отвлекала, помогала выместить из головы тревожные мысли и противоречия.
Но все старания были напрасны, потому что наступил закат. Она была дурой, потому что, когда в её дверь постучали, она взяла и просто открыла. Без задней мысли. А на пороге была её жизнь. Тот в ком она заключалась.
Цунаде за эту неделю совершила много ошибок и, похоже, это была ещё одна.
— Что ты здесь делаешь? У тебя постельный режим и ты должен девятый сон видеть в своей палате, — жестким тоном отчитала его Сенджу.
Она злилась безумно. Сама не совсем осознавая из-за чего больше. Потому что боялась, что швы могут снова разойтись или потому что снова угодила в ловушку?
Почему он мучает её? Почему просто не может оставить в покое?
Янтарные глаза сталкиваются с чёрными омутами, которые сейчас для неё похуже бездны. Её, будто знобить начинает, чисто на инстинктах. Мурашки бусинами скользят по плечам и ключицам, вниз по грудной клетке. Сенджу начинает сожалеть, что ходит по дому лишь в долбанном шелковом халате.