— Всё не так… Орочимару не станет…- она не успевает договорить, потому что Дан, не даёт ей этого сделать. Интонация его голоса всё ещё остается спокойной, но в то же время, становится более давящей и громкой.
— Он будет бить исподтишка. Он обязательно надавит на твои слабости просто, потому что не любит проигрывать.
— Не станет. Я доверяю ему, — саннин вздыхает, как-то затравлено и устало, так, будто вся тяжесть мира упала на её плечи. Она отводит взгляд, открывает один из свитков, словно вчитывается в написанные слова. Снова закрывается от мира холодной, неприступной стеной.
Он видел подобное её поведение уже множество раз.
— Почему ты в нём так уверена? — Дан недоумевает, но замечает эту разительную перемену в эмоциях другого человека слишком ощутимо. Просто кожей чувствует этот болезненный импульс.
— Потому что, каким бы он ни был мудаком, он поклялся мне перед небом, что будет верен тому, во что мы оба верим. Он спас мне жизнь, и не один раз. Если бы он хотел причинить мне вред, он бы уже это сделал, — Сенджу резко захлопывает свиток, поднимает взгляд.
Касается взглядом пристально и жестко. Показывая всем видом непоколебимость своих мыслей и решений, хотя пальцы дрожат…
Сжимают край стола.
— Я просто не хочу, чтобы ты наделала ошибок, — выдыхает Дан. Он не хочет спорить, не хочется ссориться. Ему просто нужно знать, что она в безопасности.
А Цунаде не нужна его забота. Ей ничего не нужно. Ей бы просто вычеркнуть из жизни эти два года, потому, что от всего, что было сделано, просто хочется удавиться. Чувство вины необъятное.
Оно ядовитое. Мешает спать. Мешает любить и двигаться дальше. Невыносимо оставаться наедине с собственными мыслями.
— Уже сделала… Но спасибо за беспокойство, — она натягивает на лицо любезную улыбку.
Юноша отвечает ей такой же улыбкой в ответ:
— Тогда я пойду?
— Конечно, иди…- Цунаде кивает, прикусывает нижнюю губу, минуту мешкает, прежде, чем произнести вопрос, но всё-таки решается. Произносит вслух, заставляя его, остановится у самого порога. — Дан, можно вопрос?
— Да, задавай.
— К кому и когда ты меня ревновал?
— Когда Юки предложила Джирайе остаться её личным телохранителем, ты напилась до чёртиков, а затем, рыдала полночи. Тогда я понял, что это конец.
— Прости меня.
— Не стоит.
И в этот момент для неё открылась одна простая истина, которая всегда находилась на поверхности…. Она полюбила Джирайю на много раньше, чем осознала это. Получатся…это всегда был он…? ”
— Цунаде Сама, вы тут? — беспокойный девичий голосок и стук в дверь, заставляют вернуться из напряженных раздумий.
Цунаде поднимает взгляд и видит, как ученица испугано мнется у порога, ведётся себя, как провинившийся котёнок.
— Шизуне, что с тобой? — удивленно спрашивает Сенджу, понимая, что паника в карих глазах может быть связана только с чем-то серьезным. Может ли быть в этой деревни, хоть один спокойный вечер? Цунаде об этом, видимо, остаётся только мечтать.
— Я…Я…- брюнетка тревожно покосилась на наставницу, пытаясь отдышаться. Видимо снова бегала по всей больнице, как заведённая, хотя Цунаде множество раз просила её не делать этого, если не происходят экстренные ситуации.
— Успокойся и скажи нормально, — она выставила вперёд руку, показывая, тем самым, что ждёт конкретного и спокойного ответа.
— Я пришла в палату, чтобы погрузить Джирайю Саму в медикаментозной сон, но его не было в палате….он пропал! — воскликнула куноичи и прикрыла рот ладонью, будто боясь, собственных произнесённых слов.
— Я разберусь, — разительная перемена в голосе.
Она слышит это роковое «его нет в палате» и у неё, будто почва из-под ног исчезает. Она не поднимается взгляд на Шизуне, не хочет показывать свою слабость, но внутри паника нарастает голубым пламенем.
Тому, что Джирайи нет в палате, могло найтись тысячу объяснений, но ей ничего хорошего и логичного не приходит на ум.
В голове просто щёлкает тумблер, а поезд, стремительно разгоняется по рельсам прямиком в личный ад.
Этого ведь и стоило ожидать, Цунаде?
Он немного пришёл в себя и сразу за порог.
Он наверняка уже за пределами Конохи. Ты уже не успела.
Ты больше его не увидишь.
Он не вернётся.
Он неуловимый, как ветер.
И тот, кто постоянно идёт на риск.
Это не просто страх, а помешательство. Снова потерять. Снова быть с л о м а н н о й.
Он ушёл. Ушёл. Не вернётся. Это ты виновата.
Сенджу идёт по коридору и чувствует себя так, будто её оглушили. Но в этот раз больнее, чем это бывает на поле боя при взрыве.
Останавливается на несколько секунд, чтобы облокотится на стенку. Прижаться лбом и подавить эту чёртову паническую атаку.
Ей нужно, хотя бы попытаться.
Она дышит сдавленно и тяжело.
Вдох. Выдох. Она почти задыхается.
Алебастровые ногти скребут по белой штукатурке слишком отчаянно. И безумно.
Ей нужно взять себя в руки….Но в горле застыл комок и всё ещё предательски темнеет в глазах.
Остаётся радоваться, что в этой части коридора не горит свет. Что всё ещё никто не заменил эти чертовы лампочки.
Что никто не стал свидетелем того, что она с трудом держится на ногах.
Кажется, что между безумием и тем, чтобы взять своё тело под контроль проходит целая вечность….
Она так устала бороться с собой. И устала ненавидеть себя за слабость.
Она ведь всё это время даже не пыталась собраться себя по частям, а лишь продолжала разрушать то, что осталось.
Ей не хотелось жить дальше. Казалось бы, всё уже решено.
Ещё тогда, в стране Облаков, она поняла, что терять ей уже нечего.
Она хотела… Она была готова умереть ещё в ту новогоднюю ночь, когда книга Джирайи оказалась в её руках, а единственный, кому она доверяла, раскрыл своё истинное лицо….
Тогда ей казалось, что наступил предел всему. Её личный предел. Но потом вернулся он….Вытолкнул из тьмы.
Так почему же, вместо того, чтобы позволить себя спасти, она пыталась выстроить между ними стену?
Что ты будешь делать, Цунаде, если он действительно ушёл?
Так будет лучше для него…. Держаться от меня подальше….
— Я не могу его отпустить, — эти два противоречия разрывали её изнутри. Съедали и не давали двигаться дальше. Ему будет проще без неё, такова реальность. Он может начать жизнь с чистого листа и не тянуть за собой шлейф страданий прошлого. Вот только, она так уже не сможет.
У неё нет шанса на то, чтобы исправить свои ошибки. Забыть то, что она уже сделала. Прошлое уже не изменить.
Она открывает дверь палаты, позволяя себе наивно надеяться, что он уже вернулся, что он уже здесь, но её встречает лишь холодная тишина заката.
Дыхание перехватывает. Становится больно-больно…
Невыносимо тяжело, будто мир рушится.
Разум пытается заставить её не поддаваться панике. Не накручивать себя. Не сходить с ума раньше времени.
Но она уже давно крышей поехавшая… Сумасшедшая истеричка. Страх съедает.
У неё ощущение, будто ее растоптали. Сломали. Выкинули.
Она тяжело выдыхает и выпрямляет плечи, на мгновение, позволяет себе закрыть лицо руками.
Затем говорит жестко и четко:
— Соберись. Ты сама себя изводишь. Ты ничего не можешь знать наверняка…. — но противный голос где-то там, за затворами сознания, гадостно шепчет, что она уже знает правду. И от правды бежать некуда.
Джирайе нет смысла здесь оставаться. Он ушёл, как и всегда уходил.
Он живет своей жизнью.
А у тебя есть своя жизнь, Цунаде?
Ты зациклена на нём, но сама прекрасно понимаешь, что ему будет лучше без тебя.
Он ещё не знает правду…
Но что будет, когда узнает?