Реконструировав образ лирического героя поэзии Надсона, мы получим ключ к пониманию картины мира и системы ценностей русской интеллигенции, вступавшей в жизнь в 80-е и 90-е годы XIX века и в начале XX века. Перелистаем же "Стихотворения" Надсона и постараемся прочесть их глазами человека, родившегося в пореформенной России, когда стремительно менялся весь жизненный уклад: железные дороги соединяли отдаленные города, преобразуя пространство и время, прочно вошёл в жизнь общества телеграф, появились телефон и электрическое освещение. Идущий к своему завершению "железный" XIX век всё больше и больше воспринимался как век торжества денег и материального успеха, безудержному натиску которого не могли противостоять поблекшие идеалы «шестидесятников». Само слово «идеал» воспринималось как пережиток недавнего прошлого. Была подорвана вера в справедливость и светлое будущее, уныние пришло на смену безудержной вере в прогресс. И поэзия Надсона оказалась удивительно созвучна этому безотрадному настроению.
Что ж тебя волнует?
Грустное ль былое,
Иль надежд разбитых
безотрадный рой?
Заползли ль змеею
злобные сомненья,
Отравили веру
в счастье и людей,
Страсти ли мятежной
грезы и волнения
Вспыхнули неждашю
в глубине твоей? 6
Лира Надсона хотя и не давала ответы на эти вопросы, зато с афористической чёткостью их формулировала. Гимназисты, студенты и курсистки упивались этими стихами. У каждого поколения в юности бывают свои первые радости и свои первые горести. Но в 60-х годах у молодых людей господствовали позитивные общественные настроения и исторический оптимизм. И хотя их нетерпеливое желание перенести воображаемое будущее в унылое настоящее диктовалось «энергией заблуждения», вера в светлое будущее неуклонно торжествовала над казавшимися мелкими личными разочарованиями. В 80-х же годах личные обма1гу-тые надежды и разочарования выходили из границ узкого мирка частной жизни и приобретали какое-то космическое звучание.
Чего ж мне ждать, к чему мне жить,
К чему бороться и трудиться:
Мне больше некого любить,
Мне больше некому молиться!.. 7
В 60-х годах «новые люди» осознавали себя грозной силой, с которой вынуждена была считаться власть. «Шестидесятники» нередко переоценивали и свои силы, и свои способности. А первые читатели Надсона отлично осознавали и слабость своих сил, и ограниченность своих способностей в переустройстве мира.
О, если 6 огненное слово
Я в дар от музы получил,
Как беспощадно б, как сурово
Порок и злобу я клеймил! 8
Подобная постановка вопроса была немыслима для «шестидесятника»: он готов был клеймить порок и злобу, не задумываясь над тем, есть ли у него для этого дар. Зато в 80-х годах эти строчки способны были пролить бальзам на душевную рапу лишнего человека, осознавшего свою общественную невостребованность и личную заурядность. «Шестидесятник», зовущий Русь к топору,не боялся толпы и готов был повести её за собой. А почитатель Надсона в этой толпе терялся и этой толпы страшился, и сознание своего бессилия подавляло у него все остальные чувства.
Зачем ты призван в мир? К чему твои страданья,
Любовь и ненависть, сомненья и мечты
В безгрешно-правильной машине мирозданья
И в подавляющей огромности толпы?.. 9
И задыхаюсь я с тоской, В крови, разбитый, оглушенный, -
Червяк, раздавленный судьбой, Среди толпы многомилльонной!.. 10
Почитатель Надсона негодовал не только на господствующее в мире зло, но и на своего ближнего, с которым он расходился во взглядах на то, что именно следует почитать этим злом и как с ним бороться. Если в пореформенной России бесспорным злом могло считаться недавно отменённое крепостное право и его пережитки, взяточничество, произвол, отсутствие гласности — всё это, безусловно, осуждалось интеллигентными людьми, то в период бурного развития буржуазных отношений в 80-х и 90-х годах, когда в Российской империи происходил промышленный переворот, мир значительно усложнился и не мог однозначно восприниматься в чёрно-белых тонах. В России идейные расхождения всегда вели к разрыву человеческих отношений, и муза Надсона запечатлела эту типично российскую безысходность конфликта.
Но странно: собратья по общим стремленьям
И спутники в жизни на общем пути,
-С каким недоверьем, с каким озлобленьем
Друг в друге врага мы старались найти!.."
Это не был спор отцов и детей, консерваторов и либералов, охранителей и прогрессистов. Это не был спор старого и нового. Это был непримиримый конфликт людей одного крута. Безысходность конфликта объяснялась полным непониманием сути происходящего. «Шестидесятник» презирал позорное прошлое, не желал иметь с ним ничего общего и, плохо представляя реальную действительность и не желая жить и обустраиваться в настоящем, грезил о будущем. Когда же это будущее наступило, оно оказалось совсем иным, не таким, как рисовалось в мечтах. Всесокрушающую власть денег уже трудно было не заметить ни в 60-х, ни в 70-х годах. Однако люди образованные как-то умудрялись этого не замечать и старались от этого отмахнуться, тем более что динамично развивающийся российский капитализм долгое время ухитрялся обходиться без людей с университетскими дипломами. С одной стороны, ни гимназическое, ни даже университетское образование не вооружало человека знаниями, позволяющими ориентироваться в быстро меняющейся экономической жизни. С другой стороны, сами выпускники университетов были слабо вовлечены в производственную сферу. Мечтая о социальном и политическом переустройстве общества, они ни бельмеса не смыслили в экономике, не испытывая по этому поводу никаких комплексов.Экономическая сфера жизни общества занимала очень скромное место в их картине мира. Поэтому само понимание окружающей реальности оказывалось искажённым. Должное вызывало дебаты. Сущее представлялось в неправильном виде. К началу 80-х бурное развитие капитализма в России и неуклонное торжество буржуазных отношений опережало процесс осмысления этих новых реалий российской жизни. Если раньше еще можно было существовать в мире утопических идей и абстрактных понятий, то теперь от всепроникающей реальности уже некуда было деться.
Если душно тебе, если нет у тебя
В этом мире борьбы и наживы,
Никого, кто бы мог отозваться, любя,
На сомненья твои и порывы;
Если в сердце твоем оскорблен идеал,
Идеал человека и света,
Если честно скорбишь ты и честно устал, -
Отдохни над страницей поэта 12 .
Подавленное душевное состояние стало отличительной чертой поколения 80-х годов. На протяжении всего XIX века русская культура знала несколько поколений «лишних людей», романтизированных великой русской литературой. Но это были литературные герои, у которых, конечно, были свои реальные прототипы, это были собирательные образы, не имевшие широкого распространения в реальной жизни. Разумеется, существовало немало подражателей уже созданным литературным образцам. Литература не только порождалась реальностью, но и оказывала на нее обратное воздействие. Поколение же 80-х было первым поколением, уже в юности полностью осознававшим себя потерянным, лишним, преждевременно состарившимся. И муза Надсона не только отражала эти настроения, но и многократно их усиливала.