— Элпис, Элпис! — растерянно повторял он, пытаясь уловить хоть малейшую искру понимания в её безумном взоре. — Это же я, почему ты меня не узнаешь?
Какими странными были её затуманенные синие глаза, как отчаянно извивалась она в его нежных объятиях! На мгновение он выпустил её, чтобы стереть с лица кровь, и Элпис, почувствовав свободу, внезапно скинула его плащ и бросилась бежать прочь.
— Остановись! — простонал он и хотел было пуститься следом, как вдруг ощутил на своём плече твёрдую руку Симмаха. Боэций дико взглянул на него мутными от крови и слёз глазами, хотел что-то сказать и неожиданно потерял сознание.
Сколько раз после этого он приходил в храм, надеясь застать там свою странную возлюбленную! Сколько раз вздрагивал он при малейшем шорохе крыс, слыша в нём лёгкие звуки её шагов! Но Элпис так больше и не появилась. Через месяц один из домашних рабов передал ему вощёную табличку, которую, по его словам, оставил для Боэция какой-то бродяга.
С одного взгляда он узнал скользящий по воску почерк Элпис, но, как ни старался, не мог понять смысл этого прощального стихотворения:
Кроме воспоминаний, это стихотворение было единственным, что осталось ему от его первой возлюбленной. А через два года он женился на Рустициане, которая родила ему двух сыновей.
Глава 3. ЗАГОВОР
Начальнику императорской канцелярии и личному другу Теодориха Флавию Магну Аврелию Кассиодору шёл тридцать пятый год. Это был высокий крупный мужчина с величественной осанкой, которую не сумели испортить долгие годы пребывания при дворе его царственного друга, и бесстрастным выражением лица. Его можно было бы назвать даже красивым той классической, чеканной красотой, которой отличались римские статуи и бюсты времён расцвета империи, если бы не глаза — выпуклые, серые глаза, прочно сидящие в глазницах под густыми чёрными бровями. Они настолько привыкли сохранять спокойное и неподвижное выражение, что в них порой можно было глядеться как в зеркало.
Именно об этом подумал королевский референдарий[7] Киприан — невысокий, щуплый и горбатый человечек с редкими волосами на огромном, шишковатом черепе, когда возлежал на ложе, напротив своего собеседника, составляя ему компанию за прандиумом[8]. Они лишь недавно покинули баню и ункторий[9] и теперь вели неспешную беседу, пока вокруг суетились рабы, приносившие очередные блюда — вымя молодой свиньи и мясо пятимесячного ягнёнка.
— Как продвигается твоя «История готов»? — вежливо поинтересовался гость, щурясь на красивого юного раба, наливавшего ему вина.
— Настолько успешно, что я вскоре надеюсь представить её королю, — спокойно отвечал Кассиодор.
Киприан мгновенно метнул в его сторону слегка ироничный взгляд и тут же опустил веки, столкнувшись с холодными глазами хозяина. Оба в этот момент подумали об одном и том же. Несмотря на то что Теодорих с восьми до восемнадцати лет жил при дворе византийского императора Льва в качестве заложника, он так и не научился грамоте, а все свои эдикты подписывал с помощью золотого трафарета, обводя по нему четыре греческие буквы — TEOD. Более того, хотя он и поощрял римскую систему образования, разрешая учиться всем женщинам из своего рода Амалиев — его дочь Амаласунта, кроме латинского, знала и греческий язык, — всё это было категорически запрещено для мальчиков-готов. «Страх перед плёткой учителя приведёт к тому, что они никогда не будут способны смело смотреть на меч или копьё, — говорил Теодорих. — Сами римляне утратили всё своё могущество и мужество лишь благодаря учёности». Поэтому естественно, что поднесение неграмотному королю остготов учёного труда Кассиодора, написанного блестящим литературным языком, нельзя было рассматривать иначе, чем умелый политический трюк.
— И на какую награду ты рассчитываешь? — слегка откашлявшись, спросил королевский референдарий.
— Не на ту, о которой ты подумал, почтенный Киприан. Моей главной задачей было доказать непрерывность исторической цепи событий, а для того убедительно продемонстрировать всем сомневающимся в этом, что королевство остготов является достойным преемником великой римской славы. Эти несчастные живут мечтой о невозвратно утраченном прошлом вместо того, чтобы подобно нашему королю работать во имя будущего. Вспомни о том, как много наш повелитель сделал для сохранности памятников Вечного города. Вспомни и скажи сам: разве можно оспаривать тот очевидный факт, что в лице Теодориха мы имеем истинного поборника справедливости и законности, истинного охранителя прославленных римских традиций?
7
Советник, который принимал жалобы, поступавшие на имя короля, и переадресовывал их должностным лицам.