— Этот малограмотный крестьянин приказал составить самый полный кодекс римского права! И именно он начал строить храм Святой Софии — самый большой христианский храм в мире!
— И при этом запретил все ереси и разогнал последние философские школы!
— Тебя не переспоришь... Недаром ты был так силён в логике, которую нам преподавал почтенный Кассиодор... Пойдём на могилу нашего отца, ведь ради этого мы приехали в Тичин.
— Пойдём, — согласился Симмах и впервые улыбнулся брату.
В одинаковых одеждах, которые уже давно пришли на смену классическим римским тогам, они вышли за городские ворота и направились в сторону церкви Святого Павла, возле которой находилось всё более разраставшееся кладбище. Во времена раннего христианства хоронить рядом с церковью было не принято, дабы не оскорблять живых зловонием покойников. Однако постепенно на смену этому стало приходить другое верование — похороны на освящённой земле, да ещё там, где лежит какой-нибудь праведник, являются самым желанным делом.
— Посмотри вон туда! — вдруг воскликнул Боэций и схватил брата за рукав, указывая в сторону обогнавшей их колесницы.
— Ну и что?
— Ты видел эту женщину?
— С затылка...
— Эх! — с досадой вздохнул младший брат. — А мне показалось... Впрочем, неважно...
Боэций всё же проводил глазами колесницу и, увидев, что она начинает замедлять скорость и сворачивать к кладбищу, стал торопить брата.
— Да в чём дело? — удивлялся тот.
— Эта женщина... Я клянусь тебе... Впрочем, нет... сам всё увидишь! Ну, прошу тебя, пойдём побыстрее!
Симмах только пожал плечами, но, не желая обижать брата, прибавил шагу, и вскоре они поспешно миновали кладбищенскую ограду и быстро зашагали по аллее среди старинных склепов и обелисков, направляясь к хорошо известному им саркофагу, сделанному из чёрного мрамора, на котором были высечены стихи. Ещё издали оба увидели фигуру одинокой женщины, закутанную в светлое покрывало. Теперь уже и Симмах понял нетерпение брата, так что оба подбежали к ней почти одновременно. И стоило ей поднять на них свои прекрасные задумчиво-ласковые глаза, как они в один голос воскликнули:
— Беатриса!
Вернувшись домой, в поместье своего мужа, находившееся неподалёку от Нурсии, Беатриса в тот же день взволнованно поведала Максимиану о своей неожиданной встрече с братьями.
— Двадцать лет! Я их не видела почти двадцать лет — и вдруг встречаю на могиле отца! Но самое удивительное, что они оба меня узнали.
— Я бы тебя узнал и через сорок, — ласково заметил Максимиан, целуя жену. — У тебя такие удивительные глаза, которые совершенно не меняются с возрастом!
Действительно, Беатриса, достигнув сорока лет и родив двух девочек, из которых выжила только одна — Октавия, которой уже исполнилось шестнадцать лет, стала зрелой матроной, но сохранила удивительно нежный, почти девичий взгляд, в котором сквозило всё то же невинно-испуганное любопытство к жизни, причём похожим любопытством отличались и глаза её дочери.
— Но ты знаешь, что самое удивительное? — спустя некоторое время снова заговорила она.
— Что? — рассеянно поинтересовался Максимиан, проглядывая счета, поданные ему управляющим его имением.
— Оказывается, что до самого совершеннолетия они находились под опекой магистра оффиций..
— Кассиодора?! — вскрикнул Максимиан.
— Да, — кивнула Беатриса. — И оба очень тепло о нём отзываются... Более того...
— А как же Рустициана?
— Она умерла два года назад, я не стала больше ничего о ней расспрашивать. Но ты не дал мне договорить... — наморщила лоб Беатриса.
— Ты говорила о Кассиодоре.
— Так вот, он уже не магистр оффиций. Оказывается, Кассиодор добровольно оставил этот пост и основал свой монастырь в окрестностях Корфиния, то есть всего в дне езды от нас.
— Что ты хочешь этим сказать? — таким холодным тоном поинтересовался Максимиан, что жена поневоле смутилась.
— Не смотри на меня так, — отводя глаза, взмолилась она. — И Симмах, и Боэций ближайшие два месяца собираются прожить у него, так что я подумала...
— Прекрасно, — всё так же холодно кивнул Максимиан, — а ты подумала о том, кто виноват в гибели великих людей, чьи имена теперь носят твои братья?
— Но...
— Только не говори мне о христианских добродетелях вроде раскаяния и всепрощения! Ты не слышала криков Северина Аниция, которые слышал я, когда был в подземелье!