— Они могут попытаться улизнуть на пирогах, пока будет идти схватка, — предположил Сандоваль. — Если Куаутемок сбежит, то он сумеет собрать войска в провинциях. Да, многим владычество ацтеков ненавистно. Но ведь хватает и таких, кто встанет на их сторону. Вспомните, в той же Чолуле вожди отзывались о Монтесуме с искренней благодарностью, поскольку именно его армия защищала город от набегов из Тлашкалы.
— Да, разумное зерно в твоих словах есть, — согласился Кортес. — Тысячи индейцев до сих пор не желают отречься от своей религии, а потому смотрят на нас искоса, даже если воюют в нашей армии. Но стоит им понять, что Куаутемок опять входит в силу, и они сразу же переметнутся на его сторону. Однако отказываться от поединка нельзя. Речь не только о славе испанского оружия, но и о союзниках. Нужно показать, что мы никогда не отступаем и всегда встречаем опасность лицом к лицу.
Ацтеки, уже убедившись в том, что опытный фехтовальщик всегда выйдет победителем из боя на мечах, предлагали поединок на копьях. В испанской армии вряд ли кто-то мог тягаться в этом вопросе с Альварадо. Педро окинул парламентера насмешливым взглядом и ответил:
— Если ваш лучший боец наконец-то нашел в себе достаточно храбрости для единоборства со мной, то я с удовольствием с ним сражусь.
В это же время молодой уэй-тлатоани ацтеков Куаутемок, чьи владения сжались до нескольких городских кварталов, сидел, погрузившись в невеселые мысли. Как так вышло, что их огромное государство оказалось бессильным против ничтожной горсти захватчиков? Выходя из Теночтитлана, путник мог много дней идти на восток или на юг, посещать земли разных племен, заходить в десятки крупных городов. И на вопрос «Кто вами правит?» любой встречный ответил бы: «Уэй-тлатоани Монтесума Шокойоцин». Свирепые и диковатые горцы отоми, утонченные и образованные горожане Тескоко, изнеженные жители южных жарких долин — все они признавали над собой власть повелителя ацтеков.
Сотни вождей отправляли дань в Теночтитлан. Хлопок, какао, нефрит, бесценные зеленые перья священной птицы кецаль, золото, изумруды, обсидиан… И это лишь ничтожная часть богатств, стекавшихся в столицу. Уэй-тлатоани Монтесума был немыслимо богат. По его приказу в походы собирались армии из сотен тысяч воинов. И вот внезапно все рухнуло.
Даже совсем еще недавно Куаутемок искренне верил в победу своего народа. Великий бог Уицилопочтли, покровитель ацтеков, который привел их некогда на берега этого озера и отдал им во власть все окрестные земли, должен был защитить своих почитателей. Но вот белолицые чужеземцы под командованием неистового Альварадо сумели захватить великую пирамиду, на которой красовались храмы в честь Уицилопочтли и Тлалока. И боги ничего не сделали…
Куаутемок знал, что солдаты Кортеса и раньше восставали против богов. В Табаско и в Семпоале они разбили и низвергнули изваяния небесных покровителей, а затем приказали молиться в этих храмах своему богу. Казалось, от такого святотатства само солнце померкнет, небо навечно останется черным, как обсидиан, а земля холодной, как снег на вершинах гор. Но ничего не произошло.
Неужели они плохо поклонялись Уицилопочтли? Неужели мало приносили жертв? Почему он отвернулся от своего народа? Жрецы не могли дать ответ. Испуганные и сбитые с толку, они требовали всем пленникам вырезать сердца на алтарях. И ацтеки старались. Много крови лилось в сражениях и на жертвенниках, но боги продолжали смотреть на своих детей гневными глазами.
Храм Уицилопочтли пал… Для любого индейца это было катастрофой. Даже в их книгах покоренный город обозначался горящим храмом, что символизировало собой полный крах. Стоит ли теперь продолжать сопротивление, если великие боги не сумели отстоять свою обитель?
— Господин!
Куаутемок обернулся на голос. В хижину вошли двое мужчин. Они смиренно, не поднимая глаз, семенили вперед босыми ногами, кланяясь и произнося: «Мой господин! Мой великий господин!». Потом повалились на колени. Одежда на обоих была самая простецкая. Повелитель ацтеков еле удержался от горького смеха. Этот церемониал подчеркнутой скромности был принят в императорском дворце. Именно так, в дешевой и грубой одежде, без обуви, с поклонами и униженными обращениями, посетители входили на приемы к Монтесуме.
Мрачная ирония заключалась в том, что здесь, в условиях осады, от такого строгого этикета давно уже отказались. Военачальники и их гонцы заходили к императору запросто — во время непрерывной войны на сложные церемонии времени не оставалось. И вот именно сегодня эти двое пришли к своему повелителю, блюдя каждую деталь устоявшейся пышной традиции. Хотят таким образом подсластить ему горькую весть? Подбодрить и напомнить еще раз, что он все еще уэй-тлатоани, «Великий Оратор» ацтеков?