— Слишком много в ней было напускного, — проговорил возникший рядом с Заком Крайтер. — Она всегда хотела казаться строже и резче, чем на самом деле. Да, это придавало ей своеобразного очарования, ставило ее выше, делало взрослее. Отчасти это шло ей на пользу. Взрослые смотрели на нее как на равную, как на не по годам развитого ребенка. Отсюда и скорый чин наставника. Но среди нас, среди сверстников, она прослыла изгоем. Высоким и прекрасным изгоем. Никем так ни разу и не покоренным.
— Кроме тебя, — вступилась Лейла, шагнув оттуда, куда Сейвен не смотрел. Он повернулся и встретился все с той же задумчивой улыбкой. — В поезде, по пути на наше первое задание мы играли в карты. Вдруг вошел ты и уселся читать устав. Как вспыхнули ее щеки тогда! Время от времени она засматривалась на тебя так, что мне приходилось скрипеть стулом или кашлять, чтобы вернуть внимание к игре. Она не замечала этого за собой и отвлекалась по наитию. Ей нравилось смотреть на тебя. А ты читал и не замечал всего. Как-то, задумавшись, ты смешно выпятил губу и она не сдержалась, улыбнулась…
— Диз… — прошептал Сейвен, но опомниться ему не дали.
Со всех сторон подходили люди, которых он знал, как хорошо, так и не очень. Все они, по очереди, в каком-то задумчивом вдохновении рассказывали о ней. Каждый отдавал по кусочку, припоминая то или это; из проведенного вместе детства или юности. Люди окружили Сейвена плотным кольцом, сменяли друг друга и говорили, говорили, говорили…
— Нет! Нет! Этого не может быть, не может! — взвизгнул резкий, чужой голос. — Это все не в самом деле! Так нельзя, нельзя!
В своем множестве народ оттеснил, позабыл темную Разиель. Пинки, размашистые удары и грозный рык помогали мало. Гости стояли крепко, безответно, но мало-помалу пропускали ее к Сейвену.
— Ублюдки! Гнойные твари! Выродки помоешные! Мы вас всех уроем! Я!.. Ты будешь нашим, Сей!.. — она замерла на полуслове, встретившись взглядом с другой, со светлой Разиель. Нарн они стояли неподвижно, в разном молчании изучая друг друга.
— Ты помнишь, — вдруг произнесла светлая, отчего двойница отпрянула, точно ее ударило током. — Ты помнишь время, проведенное в Вечности Кетсуи-мо? Те восемьдесят дней разлуки с парнями? Сколько было сказано слов, пролито взаимных слез… Помнишь миг, когда вы стали близки по-настоящему? Ты помнишь?.. Ты все помнишь.
Ужас на лице темной вздрогнул, поплыл. Ее рот исказился в плачь, в немой, иступленный рев. Разиель закрыла лицо руками и опустилась на колени. Тело ее сотряслось рыданием:
— Я помню… — всхлипнула она. — Я помню ее. Помню всю!
Люди перестали делиться воспоминаниями и обступили трясущуюся в рыданиях Разиель. Другая, светлая, возвышалась над ней немым упреком и лицо ее ничего не выражало. Простой, задумчивый взгляд и только.
Так продолжалось нарна с три. Потом светлая присела и, с улыбкой сочувствия, прикоснулась к двойнице. Едва ее пальцы дотронулись до темного локона, как в ладонь ударила черная искра. Она отдернула руку, нахмурилась и встала, потеряв интерес к согбенной близняшке. Вслед за ней отвернулась толпа. Люди вновь обступили Сейвена, скрывая собой разбитую плачем темную Разиель, больше не обращая на нее внимания. Еще совсем недавно она казалась единственным настоящим существом в мире его иллюзий, но вдруг стала единственной иллюзией. Сейвен смотрел сквозь прибывающих людей, непременно говорящих о Диз. Много и обрывисто, но… Вдумчиво и уверенно. Облик Разиель, просвечивающийся сквозь их тела черным негативом, замер и потускнел. Он точно растворялся в их словах, в их неустанно возрастающей массе. Вскоре ее образ выветрился окончательно и тогда Сейвен точно полетел с обрыва в ласковую глубь воспоминаний.
Голоса — одиночные, сбивчивые, постепенно слились в общий гомон. Уже невозможно было разобрать кто говорит и что. Личности окружающих тоже потеряли былую отчетливость. Вместо них Сейвен видел образы так или иначе, но связанные с Диз. Картины переплетались, вились точно нити бесконечно сложного, живого ковра. Перед ним, вокруг него и внутри разворачивался узор. Ее узор.
Не осталось никого в конце. Только он и ее присутствие. Отчетливое, как биение сердца, как пульс артерии на тонкой шее. Он чувствовал ее дыхание, ее шепот:
— Сей-вен… — голос исходил из него и в него же возвращался. — Сейвен, обними меня.
Он закрыл глаза и едва сделал это, как ощутил нежные прикосновения ее рук, почувствовал, что и его руки аккуратно, с трогательной заботой, придерживают ее. Он прикоснулся к ее теплой щеке щекою, кончиком носа, губами… Поцелуй отыскал ее сам. А после… Сейвен больше ничего не делал сознательно.