— Как ты думаешь, Сейвен, где мы сейчас? — вдруг нарушила обоюдное молчание Диз. — Куда мы идем?
— Я не знаю, — честно признался он. — Напоминает болота, только еще скучнее. Если это так, то, думаю, мы в пограничном состоянии. Где-то между Айро и Теньеге. А идем, ну… Выбрали направление и идем. Может, и выберемся куда-то.
Немного помолчали.
— Диз, хочешь я… Я верну все назад. Вернусь на остров, и мы попробуем снова? Попробуем отыскать другой путь, подумаем еще немного.
— Нет уж, — вздохнула она в ответ. — Пока мы будем думать, Айро доест Вербарию и тогда выбираться станет некуда. Знаешь я… Я обдумала свое положение. Все не так уж и плохо, на самом деле.
— Диз…
— Нет, я серьезно говорю. Я ведь только воспоминание. Взяла напрокат ее жизнь и попользовалась немного. Тем более, я останусь собой, точнее я вернусь к себе, когда все кончится, правда? Просто не буду помнить всего, что тут произошло с нами, но зато буду помнить другое, то, что случилось без тебя на Земле. Может в действительности времени прошло совсем немного и она даже не успела соскучиться. Но ты ведь расскажешь ей? Расскажешь обо мне? Как я хорошо себя вела и как я… Как мы…
Голос ее дрогнул, пресекся. Она высвободила руку, закрыла ладонями лицо, остановилась, и плечи ее задрожали. Глядя на нее, Сейвен был готов вырвать себе сердце.
— Нет, нет, — он обнял ее, почувствовав горячие слезы на своем плече. — Нет, ты никуда не денешься, все будет… Хорошо. Мы вернемся, вернемся вместе, я обещаю.
Он продолжал что-то лепетать, все меньше связывая слова и все больше поверяясь чувствам.
— Нет, любимая, нет. Это все не так, это все неправда. Нет тебя другой, и никогда не было. Ты одна, ты единственная. То все сон, вот действительность. И не нужно больше ничего. Это все так. Все образуется. Это все ничего…
— Обещай мне одно, — набухшим от слез голосом, наконец, оборвала его Диз. — Что ты не вернешься за мной. Чтобы ни случилось, ты больше не вспомнишь меня и вернешься к ней, к той единственной.
— Диз, Диз, Диз… Ты не исчезла ты здесь, вот. Зачем забывать? Зачем обещать…
— Отпусти меня, Сейвен. Я знаю, тебе больно, не меньше моего, но… Где мое место? Если все образуется, если все кончится хорошо, где окажусь я? Навсегда останусь тенью? Или подсижу себя же настоящую? Нас не может быть дважды. Это невозможно!.. Невозможно… Невозможно…
Она продолжала повторять, сопровождая каждое слово легким, бессильным толчком кулака в грудь Сейвена. Наконец, Диз утихла, зарылась лицом в его рубашку, но все еще продолжала всхлипывать редко и беззвучно. Сейвен гладил ее по волосам, целовал, и сам едва сдерживался. Он не чувствовал слез, проглоченный комок провалился куда-то в желудок, и теперь бессильная, сдобренная тоскою ярость закипала внутри. Хотелось заорать погромче, взять увесистый предмет и крушить им все подряд.
— Пойдем, пойдем вон там присядем, — скрепившись, мягко, но настойчиво, отлучил он Диз и подвел ее к высокой волне.
Они уселись на покатый вал так близко, как могли. Обнялись и молча смотрели как подзенитное солнце искрит и оживляет застывший океан. Буруны и вгибы напоминали дюны сине-зеленого песка, однажды очень сильно нагретого и оттого схватившегося блестящей коркой глазури. Бескрайний простор, особенно сейчас, когда небо истончалось до синих полутонов, у горизонта смыкался. Казалось, что они угодили на дно гигантской полусферы, эдакой планетарной игрушки, игрушки позабытой и оставленной на солнце у окна. Вот только… Сейвен прищурился. Ему показалось, что вдали, там, где с трудом различался переход от океана к небесам, чернела какой-то разлом, кривая трещина. «Поломанная игрушка. Ну, вот, кажется и все».
Мелкая дрожь разбила Сейвена, он поднялся на ослабевшие вдруг ноги и устремил взор туда, где виднелась трещина. Вслед за ним поднялась и Диз, кажется, вполне упокоившаяся и овладевшая собой.
— Там есть что-то, — проговорила она ровным, несколько озабоченным тоном. — На черту похоже. А ты что видишь?
— Рубеж, — выдавил из враз пересохшего горла Сейвен. — Последний.
— Ну и слава хранителям, — Диз вытерла пальцами глаза, поправила прическу и одернула уже изрядно натерпевшееся платье. — Пойдем, мой милый. Незачем больше тянуть.
Этот последний отрезок Сейвен прошел как в чаду, как в обреченном тумане. Он замедлял шаг, нарочно спотыкался, надеясь в сердцах брякнуться и поломать ногу. И все молчал. А Диз напротив, постоянно говорила, казалось, даже не замечая, что ее почти не слушали. Воспоминания, смешные и грустное; надежды, пустые и сбывшиеся; чувства, сокровенные и открытые… Она точно пела свою последнюю, предгибельную песнь, упиваясь каждым словом, как сладким вином.