— Нет.
— Ну что мне еще сделать, чтобы убедить тебя?
Сейвен поднял взгляд на вздрогнувший голос и встретился с серыми глазами матери. Наперекор всему, о чем он думал минутой ранее, сердце его сжалось. Каких доказательств он ждал? Чем она могла веско подтвердить свою правду, если все, чем она располагала, был вот этот взгляд? «Либо я верю, либо нет». А он верил. И пусть неверие сулило бегство к Диз, избавление от груза решений, он понимал, что если сейчас отвернется, то жить как раньше уже не сможет. Спрятавшись за стеной неверия, он не искупит вины пред погибшей Вербарией, а безмерно отяготит ее. И только хранителям известно, чем это может обернуться.
— Ничего. Достаточно уже сказанного, — наконец тихо и твердо произнес он, не отводя взгляда. — Я тебе верю, но предпочел бы оказаться обманутым. Ведь если все так, как ты говоришь, то дела обстоят скверно. Очень скверно. Как это случилось? Почему Айро обернулась этим… Этой болезнью?
— Так сказалось ее слияния с матерью. Все, что связано с ней, и тобою тоже, выходит за рамки известного Первым о жизни. Ее теперешняя форма восходит к природе ее породившей, когда ее родила не плотская мать, а мать ментальная. И к тебе, показавшему ей физическую сторону естества. В ментальной плоскости она существовала, росла, и действительность ей только снилась. Но когда вы соприкоснулись, что-то произошло и с ней, и с тобой. Вы как будто поменялись ролями… Точнее, поменялись реальностями. Но что действительно произошло никому не известно. Разве что… Вам одним.
— Ну, если бы я знал, что случилось, то не спрашивал бы тебя. Уж не из-за нас ли Атодомель решил так скоро кончить все и умотать домой? — Сейвен усмехнулся. — Чтобы степенно и несуетно препарировать тебя, мама?
— Может и так. Я не знаю.
— А чего хочет она?
— Этого я тоже не знаю.
— Так может она и не хочет вреда?
— Может она и не хочет, но… Делает.
Она привстала с каменной седловины, и растопыренными пальцами нарисовала в воздухе какой-то знак. Кончики ее удлиненных пальцев оставили следы и Сейвен, вглядываясь в начертанный орнамент, погрузился в него всем своим естеством.
К удивлению, пред ним развернулась картина, виденную им ранее, в повторе сна того, древнего Сейвена, засыпающего под стук колес. Он — тонкий шпиль, одиноко поднимающийся над беспорядочным слиянием жизни и смерти. Волны сладострастия, все тем же искрящимся прибоем, разбивались об его основание. Сейвен вглядывался в томную пучину, но видел лишь хаос конечностей, сочленений, патрубков, растрепанных волос… Вся эта мешанина не тонула в багровой пучине, она была ею.
Веточки искр поднимались хлопьями пепла. В темени высокого, ирреального неба крупинки света обращались звездами, малыми, ли большими, но непременно яркими и живыми.
— Это оно, — услышал Сейвен близкий, как будто исходящий из него самого голос Теньеге. — Вот ее воздействие. Этот океан хаоса наполнен обезличенными, раздробленными на части сущностями. Ментальности там внизу уже больше никогда не вернуться к себе, к той четкой осмысленной структуре, какую сохраняю я. Океан ширится, Сейвен. Медленно и верно он расползается, отъедая от меня все больше и больше. Если ничего не предпринять, то скоро не будет ни меня, ни Вербарии.
— Когда-то давно я уже видел все это. Когда еще был живым человеком, там на настоящей Вербарии… И вот теперь думаю, а была ли она настоящей? Может вся моя прежняя жизнь это чья-то игра? Свой собственный мир, своя Вербария. Только не моя, а чья-то. Чья? Откуда, по-твоему, я мог видеть это во сне? А может быть я и не покидал твоего лона, мама? И вся череда моих злоключений происходит внутри тебя? Или внутри какой-то другой куда более обширной структуры. Внутри Генизы величиной с планету или больше, где возможно смоделировать не один какой-то мир, а вселенную целиком.
Он помолчал, прислушиваясь к шороху чувств Теньеге. Растерянность, боязливость, сомнительность… Но ничего такого, что подтвердило бы его слова. На самом деле Сейвен и сам не был уверен в правоте внезапно пришедшей к нему мысли. Когда он озвучивал ее, он думал о Первых, о целях Создателей, пожинающих миры и запирающих их непонятно где. «Абсолютное познание? Возможно. Но еще возможнее — точная модель вселенной в которой для созидателя нет ничего невозможного».
— Я должен убедиться в том, что я неправ.
— Но Сейвен… — начала было Теньеге, но он решительно прервал ее.
— Мама, я верю тебе. Я знаю, что ты сама много не понимаешь, не знаешь как тебе поступить, чтобы не сделать еще хуже. У тебя есть какие-то предположения, как поступить? С чего следует начать искоренение этого?