От ковани до пьяных взваров.
Но смотришь, будто бы взамен
Земель Руси сарайский тлен.
Здесь всё какое-то чужое,
И каждый мнит себя царём,
Здесь всё дороже вдвое-втрое,
И фунт за пуд идёт, причем
Попробуй гневаться обману,
Наскочат стаей окаянной,
Отсыплют тумаком проблем,
А дёрнешься, прибьют совсем.
Ох, то ли лёгкость торжищ русских,
Под песни, под весёлый свист,
Под крепкий квас, под дух закуски,
Под смех, что от природы чист.
Погода если вдруг плохая,
Глазами чистыми сверкая,
Забыв на час домашний труд,
Платками девки расцветут.
Платки красней зори горящей,
Другие голубей небес,
Иль зелень словно в хвойной чаще.
А если кто в карман и влез,
Мечтая задарма покушать,
Грехом таким калеча душу –
Воришка робенький внутри –
Так свой же, чёрт его дери!
Взгляд для мольбы вздымая в небо,
Михайло замечает холм.
Там Юрий высится. Свирепо
Воззрел соперник — о плохом
Подумал видно, но сдержался,
Не выказав для драки шанса.
Презреньем искренним обдал,
Не став при всех творить скандал.
Но не ушел. Уже смеркалось,
И Юрий — мести идеал,
В нём гнев читался и усталость,
Беды предвестием стоял.
Тверской перекрестился мелко,
Страшась, что состоялась сделка,
Где он в загробье новожил,
Коль князь с Узбеком так решил.
Потом подарки ближним хана
Обычьем давним раздавал.
Расположение желанно
Ордынской знати. Хор похвал
Звучал фальшивых, только дале
Узбеку злобное шептали.
Под ноль растратился Тверской,
Но ощущал — он здесь изгой.
И с каждым шагом больше горбясь,
Мерещился, с чего невесть,
Ему всё время Юрья образ,
Как будто воплощая месть,
Стоит скорбящим великаном
Московский в отсвете багряном,
Сим воздаянием грозя.
К беде судьбы вела стезя.
4
Тем часом в юрте у Узбека
Сошлись ордынские князья.
Как и сложилось здесь извека,
Пред ханом дружно лебезя,
Бакшиш Москвы схватить желая,
Аристократия Сарая
Михайлу, кроткого вполне,
Решилась обвинить во зле.
И в понапраслине Сарая
Тех обвинений было три:
Стяжательством обуреваем,
Сокрыл, мол, дани из Твери,
Побил татар, устроив драку,
А позже отравил Кончаку.
И всё не только, чтоб украсть,
А чтоб Орды принизить власть153.
В гортанном рокоте наветов
Стоял безмолвно князь Москвы,
Обмана досыта изведав.
И мысли прочь устремлены.
Не место совести, морали –
Здесь правды точно не искали.
Без слов, не лезя на рожон,
Он в тяжесть думы погружён.
Кто больший враг: Орда лихая?
Иль свой, родимый, дядя, стрый154?
Орда — злам зло, но Русь замая,
Возмездьем Божьим шёл Батый155.
А «свой» зачем Москву два раза
С пришедшей ратью темноглазой
Пытался сжечь? Зачем жесток
Был, грабя без вины Торжок?
Зачем братьёв в железа кинул?
Зачем как недругов рубил
Нижегородскую купчину,
Бояр и смердов? До могил
Зачем довёл лесным походом
Тех, кто по правде верноподанн?
Зачем в рассвете юных сил
В Твери Агафью уморил?!
В жены убийство Юрий верил.
В его сознанье Михаил
Всю о́тдал жизнь, чтобы потери
Москве чинить, и метко бил
В семью, родных сажая в тали,
По сердцу, княжеству. Карали
Его войска за связь с Москвой
Всех, кто не шёл стезёй тверской.
Но и Михайло в правде свойской
Уверен был, что Русь за ним,
Что только ради обустройства
Отчизны строем боевым
Прошёл. И пусть сей тракт не гладок,
В Залесье навести порядок
Считал, что должен как-нибудь.
А цель оправдывает путь.
И в этом споре разногласий,
Что Русь в усобицу поверг,
Что звёзд сиянье злобой гасит,
Обязан дать ответ Узбек?
Вот только хан покуда молод,
Ещё не ял цинизма холод,
Велел, не мысля о худом,
Князей судить своим судом156.
Что суд? Откуда беспристрастность
У тех, кто лари серебром
Уже набил, и в деле ясность
Их не волнует. Недобро́м
Давно Орды князья решили,
Михайлу осудив к могиле.
Но надо, раз уж хан чудит,
Собраться, сделав грозный вид.
В судилище предстали оба,