Кровавый бой, резня и свалка,
И хоть людей безумно жалко,
Без толку сгинул и забыт
Отряд под сонмищем копыт.
Иван в поту. Вторую лошадь
Меняет за недолгий бой.
Дружина рядом, в щепки крошат
Врага по грудь в крови людской.
Сдаётся Тверь, не хочет биться,
Акинф лишь, старая лисица,
Не уступал — безумен, яр,
На пришлых бросился бояр.
Старшой московский сам увечен,
В весь рост поднялся в стременах,
Отбив удар, расправил плечи,
И саблей наискось вразмах,
Со свистом воздух разрезая,
Рассвирепев на негодяя,
Собрав в удар остатки сил,
Акинфу голову срубил!
Вмиг прекратили злую сечу,
Тверские бросили мечи.
Иван к бойцам скакал навстречу,
В объятья верных заключить.
Устал, в крови, но рад победе.
Старшой к нему радушно едет,
Копьём, являя ярый нрав,
Акинфа голову подняв.
Иван отдёрнулся брезгливо,
Косясь на мглу застывших глаз.
Вот тот, кого вела нажива,
Кто прямо, подло, напоказ
Так возжелал убить Ивана,
Что сам, скорежившись жеманно,
В посмертной горести разбух,
Став обиталищем для мух39.
Пусть и гадливенько чуток,
Усвоил княжич свой урок.
Международная панорама
Пока Данилыч после боя,
В светлице спит, устав от бед,
Пока князья в Сарае спорят,
Поверхностно осмотрим свет.
Внизу Переяславль оставим,
Взлетим над жутким полем брани,
Земную сферу провернём:
Что видно за Руси плетнём?
Французы «папу» в Авиньоне,
Решив, что давний Рим ослаб,
Пленили, и в своём резоне
Травили предыдущих «пап»40.
Подбив опушку горностаем,
В крови Шотландию купая,
Тройной английский леопард
От вкуса горской крови рад41.
Грызёт, не делая им чести,
Почти уж шесть веков подряд
(И впереди еще лет двести42),
Испанцев мавров халифат.
Южней, не чувствуя провала,
Страна ромеев догнивала.
У Византии быт непрост,
Проспали оттоманов рост.
На княжества разбита Польша.
В раздрае малых городов,
Её монгол топтал не больше,
Чем Русь, и был не так суров
К ней перст судьбы, храня живою,
С необъяснимой щедротою.
Свою с Ордой похерив рать43,
Калека стала оживать.
Ещё Литва вздыхает тяжко,
Осколки Западной Руси,
Ее еще секут, бродяжку,
К несчастью, из последних сил.
Литва и Польша с виду бренны,
Две беспринципные гиены
Еще друг друга не грызут,
Державный замышляя блуд.
В танцовщицах различных видов
В Орде по-прежнему Тохта́44
Занят убийством чингизидов,
Средь пьяных дел и визг хлыста.
Уже немолодой, и ныне
Пора подумать и о сыне45.
К нему, расчета не тая,
На суд поехали князья.
Есть место радости и фальши
И в жизни русских городов.
Мы к ним ещё вернёмся дальше,
Но очень важно пару слов
Уже сейчас, поодиночке,
Сказать о двух важнейших точках:
Про древний новгородский путь
И Нижний Град упомянуть.
Пришедших с миром издалече,
Отправил прочь послов Твери
Ильменьский Новгород на вече,
Желающих уговорить,
Во граде, не устроив рати,
Михайлу на столе признать, и
Мол, как решится всё окрест46,
Тогда и поцелуем крест47.
А в Нижнем бунты учинили.
Узнав, что умер князь Андрей,
Его бояр, вздымая вилы,
Решили с града гнать взашей.
Но те осмелились перечить,
Тогда народ, сойдясь на вече,
Крича, что старый князь не мил,
Выпровождаемых побил48.
Ханский суд
1
Тохта с последней нашей встречи49,
Заматерел и осмелел.
Ногай50 Сараю не перечил –
Лишь хан теперь властитель дел.
Обрюзг, состарился, расползся,
Лоснится жир на круглом торсе.
Бояр московских и тверских
Он встретил как рабов своих.
Князей послушал и с ленцою
Кивком отправил отдыхать:
«Потом решу!». Князья ж рысцою,
Как будто челядь, а не знать,
Из юрты быстро удалились,
И… подкуп начал путь извилист:
Летели соболь, серебро,
Лишь бы с решеньем повезло.
И к хану в юрту устремила
Советчиков продажных рать.
За Юрья, кто за Михаила,
Тохту пустились подстрекать.