— Ведать не сильно, раз ты вспомнил об этом аж сегодня.
— Помнил я об этом всегда, просто не было возможности тебе о жалобе сообщить, сам знаешь какие мы места проходили.
Знаю, чего ж там не знать. Два дня мы шли тише травы, ниже воды. Ни звука ни пол звука, только язык жестов. Кушали сухомятку. Никаких костров. Жизнь дороже.
— Что на этот раз? — удивился я. — В каких грехах я еще был замечен?
— Ты лишил ее шашлыка, который попробовали все, кроме нее.
Шашлык тут был известным делом, правда официального названия не имелось, мясо на углях. С моей подачи среди изгоев оно стало называться шашлыком. И с моей же подачи у мяса появились вариации маринада, до меня тут мясо или просто жарилось, или предварительно могло мариноваться в местном алкоголе.
Жалоба же Дии, была результатом мести за сокрытие данных и о грядущей свадьбе, и моей роли в ней. Ничем серьезным я ее наказать не мог, но вот зная ее любовь к мясу моего приготовления, не смог удержаться. Ведь главным наказанием было не лишение ее шашлыка в новом маринаде, а ее не знание о том, что она кушала шашлык в новом маринаде. Пришлось немного заморочится, и найти нужное соответствие маринада, чтобы вкус был отдаленно знакомым. А дальше дело техники — сказано, что все кушают что-то новое, а ей не досталось, и голова уже сама придумает и отбросит нестыкующееся факты. Но это знаю я. Дие это не известно, не скажу я об этом и Яну.
— И ты, как честный жених, решил при первой же возможности отомстить мне за такое деяние? А предупредил о грядущей мести, чтобы потом тебя в рыцари записали?
— Нет, я решил с тобой просто поговорить. Что с тобой? Днем был раздражителен, сейчас вот огрызаешься. На тебя это не похоже. Я как твой друг — беспокоюсь, а еще я твой командир, а ты вносишь свару в наши ряды. Это тебе вторая причина, если мало первой.
— Уел. — Не мог не признать я его правоту. — Извини. Извините ребят если что не так. — Повинился я уже перед остальными членами отряда. В ответ мне махнули что-то между забыли и не помню такого. — Я чувствую тревогу. Причины ее не понимаю, а это до жути бесит, и я от каждого куста жду опасности. Это сложно объяснить.
— Так же как и тогда, когда шли за лошадьми?
— Да.
Был такой момент и в том рейде, но тогда чувство тревоги было куда слабее, и появилось оно только на шестой день. И не было оно стабильным — периодически пропадало. Я никому об этом не рассказывал, за исключением сестры. Так что задавать банальные вопросы «Кто рассказал?», я не стал. Нужно было самому рассказать об этом Яну, но как то запамятовал.
— Только в тот раз, это чувство было намного слабее. В этот раз оно изначально сильнее, и с каждым шагом его сила увеличивается. Я так думаю, что мое раздражение усиливается к вечеру, когда я сижу на месте, не нахожусь в движении.
— Думаешь, что его причина где-то впереди? — не понял Ян моей тирады о движении.
— Да. Если я иду от поселения, и появляется это чувство, значит причина его за контролируемой нами территорией. В обычных патрулях, я ничего подобного не ощущаю. А значит причина в расстоянии. Неизвестность меня немного нервирует. Ну или у меня опять крыша едет.
Мой рассказ слышали все. У нас не было секретов, мы все одна большая семья. А потому их дружный ржач переключил меня от раздражительных мыслей.
— И чего ржете, что кони? — удивился я такой реакции. Ничего смешного, в моем понимании, я точно не сказал.
— Вспомнил твою реакцию на немного нервировавшего хока. — Заливаясь слезами смеха, ответил Мурин, внук Дормура, который первым смог избавится от истерического смеха. Остальные, в так его словам лишь покивали головами.
— Его смерть на вашей совести! — был мой ответ.
Я тоже засмеялся. История и вправду была забавная, да и эти кони так заразительно ржали. Дело было в том же рейде за лошадьми. Я уже не помню, было у меня это чувство тревоги, или не было. Но на одном из привалов, мне показалось, что вокруг лагеря кто-то бродит и следит за нами. За тем, предположения переросли в твердую уверенность — за нами следил зверь, но вот кто именно, я не мог рассмотреть. Я поделился своими мыслями с командиром моего отряда, что мол за нами что-то следит и это нервирует. Им тогда был Мурин. Но мне ответили, что это все глаза страха. И глаза такие честные, честные. Я еще какое-то время следил то за людьми, которые не выказывали никакого беспокойства, то за силуэтом этого зверя, которого не видел никто, кроме меня. Уловив удобный момент, я выстрелил из своего лука. Что самое интересное я не просто попал в противника, я его убил. Им оказался хока — маленький пушистый зверек, ближе к суслику, но худее, и с более пышной хамелионной шерсткой. Хоке просто не повезло, я в него выстрелил срезнем. Такого типа стрел у меня не было, я по ошибке вынул стрелу из чужого колчана. Зверь маленький, расстояние маленькое, выстрел на удивление очень снайперский — хока потерял пол головы. Сам же зверек был безвредным. Он пришел к нам на запах еды. Эти кони тогда ржали как невменяемые, и сейчас туда же.