«Развод» Ивана с Синеситтой, спровоцированный моей перепуганной матерью, прошел по-дружески, без особых травматических последствий для кого бы то ни было, кроме, пожалуй, педиатра, который, осмотрев нашу сестру, констатировал, что она и в самом деле уже не девственница. На семейном совете, собравшемся в тот день в матримониальной палате Дворца правосудия в Париже, последнем в своем роде, где Бенито присутствовал не в качестве обвиняемого, Синеситта заявила, что, когда четыре года назад отдала всю себя Ивану, то всего лишь подчинилась приказу матери, и если теперь с ним надо расстаться, она от этого не заболеет — главное, чтобы мальчик не заболел тоже. Понятно, что если она и испытывала к Ивану некоторую спокойную симпатию, то со временем эта симпатия поиссякла, а вот его здоровье, хранительницей которого она себя считала, продолжало ее беспокоить. Что касается Ивана, то, как он объяснил мне спустя годы в бюро «Палас Отель Интернасьональ Инк.», в двенадцать лет он уже чувствовал необходимость в новых знаниях.
У Глозеров осталось множество вещей Синеситты, а у нас — Ивана. Они обменялись ими во время того достопамятного обеда, когда Бенито, задушив без всякой причины нашу кошку Дюпликату, впервые переступил порог Зла. Не сомневаюсь, что этой бессмысленной жертвой он хотел отблагодарить Сатану или какого-то другого ангела смерти, положившего конец союзу, который приносил ему одни страдания. Бывшие любовники стали видеться все реже и реже и окончательно расстались, когда Иван уехал в Америку и поступил в Гарвардский университет. Синеситта регулярно справлялась о его здоровье, которое, судя по числу его побед у женщин, было как нельзя лучше. В возрасте от двенадцати до восемнадцати лет Иван соблазнил: одинокую эстетичку из Каэна; жену продавца книжного магазина на Сен-Жермен-де-Пре; актрису Брижит Сендришен; мужеподобную медсестру из Авийон-су-Буа, которая бросила его, предварительно сообщив, что ждет от него ребенка, но не став уточнять, намеревается сделать аборт или нет; наследницу владельца компании по производству мыла «Ле Ша», с которой познакомился во время баскетбольного матча юношеских команд в Кубертене, и телеведущую, ставшую позднее певичкой варьете. В те годы он был великим подростком-соблазнителем, чем-то вроде детонатора для женской педофилии, получившей впоследствии такое блестящее развитие.