— Home, sweet home![22] — напевал Коллен, и я подумала, не комментировал ли он таким бессознательным и странным образом отношения, сложившиеся у меня с Иваном.
— Ты приготовишь нам что-нибудь поесть? — спросила Синеситта. — Этот идиот Сушон так спешил отделаться от нас, что даже не захотел остановиться в ресторане.
Моя сестра сильно похудела, но меньше, чем нам показалось вначале. Что касается Коллена, то он набрал килограммов двадцать, и это нас поразило. Разница в весе между ним и Синеситтой составляла отныне сорок пять килограммов; и эта разница, не существовавшая год назад, стала новым, неожиданным и обременительным персонажем в саге нашей семьи. Мы еще больше обеспокоились, когда Синеситта сообщила за обедом, приготовленным Иваном по моей просьбе (он сделал пельмени по-краковски, рецепт, которому его научила Марина), что она на третьем месяце. Иван надел мамин передник, чтобы не испачкаться, и остался в нем за обедом. Он спросил, нормально ли так похудеть, когда ждешь ребенка. На что Стюарт ответил, что вычеркнул слово «нормально» из лексикона. Прекрасный способ, по его мнению, избежать язвы желудка. Иван взглянул на часы и стал совершенно пунцовым.
— О-ля-ля! — воскликнул он, вставая и надевая пиджак.
Синеситта наблюдала за ним с ироничным и несколько угасшим любопытством. Я сделала замечание Глозеру, что он надел пиджак на передник. Он ударил себя по лбу, снял пиджак, развязал передник, повесил его на крючок и снова надел пиджак.
Иван пожелал нам приятно провести время и уехал в это странное, таинственное и нелепое место, каким все Брабаны, особенно из второго поколения, считали его офис.
Мы услышали, как Стюарт носится по всему дому. Он играл с Октавом в младенца-Боинга. Это означало держать младенца над головой, подкидывать его до потолка, поворачивать вокруг люстры и пикировать на мебель.
— Вы сняли решетки с третьего этажа? — спросила сестра.
— Нет. А на втором их и не было.
— Второй этаж не опасен. В этом возрасте младенцы резиновые.
— Почему ты задаешь такой вопрос?
— Стюарт непредсказуемо ведет себя с младенцами, впрочем, как и с женщинами, и с самим собой.
— Он уже бросал Октава из окна?
— Да. В Кале. К счастью, мы жили на первом этаже.
Дальше мне трудно было сосредоточиться на разговоре. Пока Синеситта сбивчиво и уныло, перескакивая с одного на другое, описывала большинство событий, которые я изложила на предыдущих страницах, опираясь главным образом на ее более поздние рассказы, а также на уточнения, которые привнес в них во время нашего долгого совместного проживания Стюарт Коллен, я с тревогой следила за окном, готовая в любой момент увидеть в нем Октава, летящего вниз головой и разбивающегося о землю. Неожиданно Стюарт с расстегнутым воротничком, болтающимся галстуком и закатанными рукавами ворвался в кухню. Без моего племянника. Однако ни я, ни Синеситта не решились спросить, где он оставил сына.
— Кофе есть? — спросил он.
Моя сестра встала и начала убирать со стола. Коллен сел рядом со мной. Я ожидала, что он хлопнет меня по бедру, но он остался сидеть неподвижно, с отстраненным и в то же время веселым видом любуясь теми колоссальными разрушениями, которые произвел в моей сестре. Синеситта походила на рентгеновский снимок старинного стола, цвет и объемы которого исчезли и остался только рисунок. Однако она не казалась несчастной. В ней было какое-то экзальтированное и странное безразличие монашек, моющихся в течение тридцати лет холодной водой мылом «Марсель», похудевших из-за отсутствия алкоголя и помолодевших из-за отсутствия секса. Кажется, их зовут добрыми «сестрами». Она поставила чашку с кофе перед Колленом, потом обошла кухню, разглядывая мебель и фотографии, открыла ящики, чтобы посмотреть, какие у меня запасы продовольствия, и сделала вывод, что продуктов почти не осталось. Я объяснила, что у меня заканчиваются сбережения. Тогда Синеситта сказала, что, к счастью, «Бриттани Феррис» дала им немного денег.
— Теперь, когда у тебя есть степень бакалавра, ты должна найти работенку, — заявил Коллен.
— Иван мог бы подыскать тебе место, — предложила моя сестра.
— Мне есть, чем заняться, — ответила я. — Вы сами можете пойти работать.
— Вот оно, новое поколение, — воскликнул Коллен, — ничего не хочет делать!
— Ладно, как-нибудь устроимся, — примирительно произнесла Синеситта. — У нас есть время подумать.
— Двадцать тысяч франков, — заметил Коллен, — испарятся быстро.
— Может, мне вернуться в «Прентан»? — спросила Синеситта.