Чазов попал в «неприятную» ситуацию и в своих мемуарах признался, что Андропов перестал доверять ему как специалисту и велел проверить его КГБ. В свое оправдание Чазов говорит, что он обратил внимание Чебрикова на то. что он более чем кто-нибудь заинтересован в сохранении жизни Андропова. Чазов пишет: «Видимо, где-то внутри у него появилось сожаление, что он поднял вопрос о письме. Кто знает, а может быть, я изменю своим принципам и сделаю достоянием всех членов Политбюро и ЦК тот факт, который знали очень немногие, в частности он и я, факт, что дни Андропова сочтены».
К середине ноября Чебриков уже знал, что генсек безнадежно болен, и посвятить его в это мог только Чазов.
По воспоминаниям Чазова, Чебриков сказал: «Считайте, что этого разговора не было, а письмо я уничтожу. И еще: ничего не говорите Андропову».
Плеханов, скорее всего, передал это письмо Чебрикову из рук в руки. Следовательно, никто о нем больше не знал.
Письмо появилось в связи с возникновением у Андропова флегмоны и непринятием мер по ее ликвидации, повлекших возникновение угрозы гангрены. а также неудачная операция и лечение прооперированного участка, следствием которого стало заражение крови. Такое проявление халатности и непрофессионализма требовало немедленной смены медицинского персонала.
Получается, что сначала Чазов скрыл факт заражения крови, потом установил неверный курс лечения, а руководство КГБ, кроме Плеханова, продолжало доверять сотрудникам Чазова. Чазов не зря опасался и старался заручиться поддержкой председателя КГБ Чебрикова. Он пишет в воспоминаниях: «Зная Ю. Плеханова, его осторожность, дружеские отношения со мной, сейчас я почти уверен, что письмо было написано с подачи самого Андропова».
По свидетельству Бурлацкого, один из помощников Андропова рекомендовал пригласить врачей из-за границы, в частности, воспользоваться предложением президента Австрии, но Юрий Владимирович якобы отклонил это предложение. Однако в январе 1984 года в Москву вторично был вызван Альберт Рубин.
Андропов не собирался уходить с политической сцены. В середине января его посетил К.У. Черненко. 18 января состоялась последняя встреча Андропова с Рыжковым, который пишет: «Вопреки моим ожиданиям, он не лежал — сидел у письменного стола в глубоком кресле укрытый пледом. Поразительно, как он поседел, стал совсем белым».
20 января 1984 года Андропов позвонил Воротникову и поздравил его с днем рождения, а в конце января его посетил Устинов. 28-го он отправил письмо президенту США Рейгану.
Однако Чазов удивился, когда министр обороны Устинов рекомендовал ему ознакомить с прогнозом о состоянии здоровья Андропова Черненко, а не Горбачева. Андропов и многие члены ЦК хотели видеть на посту генерального секретаря Горбачева, но тогда это было нереально. Тогда Горбачев предложил Устинову стать генеральным секретарем, но он отказался, потому что считал — генсеком должен стать Горбачев, но только после Черненко.
Вопрос о преемнике Андропова был решен Громыко, Тихоновым, Устиновым и Черненко в кабинете одного из заместителей заведующего общим отделом ЦК. Устинов поделился с Чазовым: «Знаешь, Евгений, Генеральным секретарем ЦК будет Черненко. Мы встретились вчетвером — я, Тихонов, Громыко и Черненко. Когда началось обсуждение сложившегося положения, я почувствовал, что на это место претендует Громыко, которого мог поддержать Тихонов… Видя такую ситуацию, я предложил кандидатуру Черненко, и все со мной согласились».
Есть разные версии о времени этого разговора, но более вероятно, что вопрос о преемнике был решен еще до смерти Андропова.
Смерть Андропова, как и смерти всех других руководителей Советского государства, породила много слухов. В 2001 году корреспондент журнала «Коммерсант-власть» Е. Жирнов написал: «Как рассказывал мне один из бывших руководителей 4-го Главного управления Минздрава, когда в руководстве страны пришли к согласию в том, что следующим генсеком станет Черненко, ночью вся аппаратура, поддерживающая жизнь Андропова, была отключена. Не надолго. Ровно на столько, чтобы он скончался».
Чазов ответил Жирнову, «что это неправда». Есть свидетель, который утверждает, что днем 9 февраля Юрий Владимирович не только был жив, но и снова находился в сознании. Коржаков утверждает, что днем 9 февраля Юрий Владимирович действительно потерял сознание.