— Среди членов ЦК не может быть предателей! — заключил Леонид Ильич.
— Юрий Владимирович не согласился, — вспоминал Питовранов, — но в споры не полез и, вернувшись на Лубянку, порвал документ на глазах своего зама Виктора Чебрикова.
«Фирма» также удачно работала в Японии. Успех был обеспечен тем, что сотрудники резидентуры «Фирмы» стали снабжать информацией о ситуации в мире перспективного японского политика, и он быстро продвинулся во власти, обеспечив Андропова полной информацией о политике Японии.
Во Франции заведовал филиалом «Фирмы» большой знаток страны и особенностей французской души. В результате были завербованы многочисленные политики, бизнесмены, их родственники, жены и любовницы. Поэтому, когда в 1970-е годы Брежнев и другие руководители СССР собирались с визитом в Париж, они точно знали, что будут просить французы на переговорах и до каких пределов они готовы отступить.
В Москве Питовранов познакомился с одним из высокопоставленных западных дипломатов, аккредитованных в столице СССР, и начал помогать ему во всех личных и служебных делах. Благодарность дипломата о внутреннем устройстве недоступных для КГБ частей иностранных посольств оказалась бесценной. Сообщал он также о содержании разговоров между высокопоставленными зарубежными дипломатами по вопросам политики США и НАТО.
Однако «Фирме» не удалось укрепиться в Британии и Германии сотрудник Питовранова, учил немецкий в школе у преподавательницы-еврейки, не вызывал доверия у немцев. Кроме того, недостатком «Фирмы» было и то, что она была личной разведкой Андропова, который сам ставил перед ней оперативные вопросы, создав для отдела «П» отдельный бюджет и независимые от КГБ каналы связи с представителями за рубежом.
«В первые годы существования “Фирмы”, — вспоминал Питовранов, — Юрий Владимирович участвовал в планировании многих наших операций, и в некоторой степени наше подразделение было для него учебным полигоном. Я приходил с готовым планом операции и пояснял ему, почему следует проводить ее именно так. Он прислушивался. Думаю, эта работа помогла ему скорее освоить специфику чекистского дела».
Затем с помощью «Фирмы» Андропов стал отрабатывать возможность проведения операций, о которых не знали даже его замы в КГБ. «Фирме» поручалось то, что категорически запрещалось КГБ — вербовки в зарубежных компартиях и приобретение источников информации в руководстве социалистических стран. Поэтому начальники внешней разведки, особенно Крючков, нервничали, опасаясь конкуренции и подвоха.
Вместе с министром обороны Устиновым он верил в возможность победы в ограниченной ядерной войне. На одной из конспиративных квартир была создана исследовательская группа, которая разрабатывала план операции доставки с помощью ветеранов-диверсантов миниатюрных ядерных бомб на территорию вероятного противника.
Для прикрытия акции договорились с главарями одной из террористических группировок на Ближнем Востоке, которые должны были взять ответственность за взрыв на себя. Но до дела не дошло, а разработка еще многие годы продолжала храниться в архивных планах «Фирмы».
«Отношения с Крючковым были подпорчены тем, что он очень ревниво относился к моей работе с Юрием Владимировичем, — рассказывал Питовранов. — Он и раньше был отчасти в курсе наших задач, но никогда не был осведомлен о них в полном объеме — это его страшно нервировало. Он начальник разведки и не знает, что именно мы сообщаем председателю КГБ. Совпадает наша информация с его докладами или нет? Не сообщаем ли мы то, что его резидентуры проморгали?
Он все время боялся остаться с носом. На отдыхе в «Соснах» он пытался выудить из меня хоть что-то.
— Ну, давай поговорим. Ты же понимаешь, как мне важно знать, что ты докладываешь.
Руководство ПГУ пыталось перейти с некоторыми нашими сотрудниками на более доверительные отношения. Пришлось поговорить с ними, спросить:
— Не за председателем ли комитета вы собрались присматривать?»
Но руководители ПГУ все-таки хотели знать, что происходит в отделе «П» и под большим нажимом получили согласие на назначение заместителем начальника отдела Леонида Кутергина. Отвертеться не удалось: за кандидата просили высокие руководители, а отвести его по деловым качествам просто не представлялось возможным.
Кутергин провел вербовку американца, что ценилось высоко. Он лишь по состоянию здоровья перешел на аналитическую работу, где также проявил себя мастером писания докладов на самый верх. Никто не сомневался, что Кутергин — глаза и уши руководства ПГУ в отделе «П», но новичок был любопытен просто не в меру. Один из офицеров застал его, когда тот влез в его секретные бумаги.