— Да.
Эта ночь, та самая ночь, когда они погибли. Гален отвернулся, будто возвращаясь в настоящее — он снова был в почерневшей обсерватории, Цирцея смотрела на него, а Гауэн сосредоточенно склонился над ней.
Гален, еще толком не соображая, где он, споткнулся и тяжело плюхнулся на пол. Сердце его стучало, он тяжело, часто дышал. Кольцо, он наблюдал за тем, как мать делала его, заметил, что дизайн кольца был необычен, но так и не смог понять, почему.
Мы отомстим.
Она не простила отца. Кольцо не было предложением мира. Оно было ее оружием.
Без ведома отца она добавила к списку возможностей кольца несколько функций, ключ ко включению которых был известен только ей. Способность кольца копировать инфокристаллы была лишь отвлекающим маневром, маскировкой для истинного предназначения кольца — генерирования электрического шторма. Кольцо, надетое на палец отца, было ее собственным троянским конем: устройством, помещенным внутрь зоны действия его щита, которым она могла воспользоваться в любой момент, когда ей взбредет в голову.
Но мать так никогда и не воспользовалась этим кольцом. Они погибли в огне, в результате несчастного случая — при крушении космического корабля.
Конечно, был способ узнать, что же в действительности произошло на борту того корабля.
Гален связался с системами обсерватории, с их помощью установил связь с кольцом. Ввел код матери, перед его мысленным взором возникло меню возможностей кольца. Она давным-давно отдала приказ кольцу вести запись. Теперь он понял ее задумку: она хотела, чтобы он, приложив определенное усилие, смог разгадать ее код. Если бы что-то пошло не так, если бы что-то случилось с ней, то он смог бы получить улики против отца. Если бы победителем, напротив, оказалась она, то мать могла уничтожить кольцо или без особого труда сменить пароль. Образчик типичного образа мыслей мага.
Гален поискал каталог записей, сделанных кольцом, обнаружил, что первая запись была сделана 10 октября 2247 года — в день рождения отца, ставшего днем его смерти.
Гален пристально взглянул на Цирцею, заставил себя сосредоточиться на ее залитом кровью, пылавшем ненавистью лице. Он не хотел смотреть записи, сделанные кольцом, не хотел снова оказаться в том времени. Но он должен узнать правду. Он попытается остаться в настоящем: просмотреть записи, но не позволить воспоминаниям ожить в его голове, мысленно вернуть его в прошлое.
Раздался звук, похожий на шелест бумаги, и темнота сменилась светом, появилось изображение лица отца. Отец разворачивал подарочную упаковку. Его большая рука потянулась к кольцу, на лице, частично скрытом в тени, возникла натянутая улыбка.
Гален быстро проматывал запись.
Тихое перешептывание у зеркала в ванной: отец прикреплял значки на лацканы пиджака, а мать укладывала темные волосы.
— Элрик знает, — сказала она.
— Скорее, подозревает, — ответил отец. — Странно, что следы после твоего лечения не исчезли полностью к сегодняшнему дню. Будто ты хотела, чтобы Элрик заметил их.
— Мои возможности не беспредельны. Ты хочешь сказать, что я намеренно заставляю мальчика страдать?
Гален видел отражение отцовского лица в зеркале — челюсть его напряглась.
— Я сказал только, что рана заметна. Хотя, что сможет сделать Элрик без доказательств, имея одни лишь подозрения?
— Однажды его подозрения усилятся настолько, — ответила она, тщательно следя за интонациями, — что он начнет серьезное расследование. Прямо сегодня вечером, когда мы улетим, Элрик допросит мальчика. Мальчик будет молчать, но это не рассеет подозрений Элрика. Он станет искать улики и найдет их. Тогда он доложит Кругу, что чета магов, за которой ему поручили наблюдать, сделала, наконец, то, что все предсказывали, — супруги начали драться между собой. Нас накажут, а наше влияние сильно упадет. Для меня лично это не станет трагедией. Возможно, я отделаюсь легким внушением. Но тебе за то, что ты сделал с мальчиком, объявят выговор, ты будешь опозорен. Они отберут у тебя ученика и отдадут мне. Корпорация, подозреваю, тоже достанется мне.
— Это произошло случайно.
— Если бы ты владел контролем на уровне даже самого тупого ученика, носящего кризалис, то смог бы вовремя остановиться, не допустить, чтобы мальчику был причинен вред. Если бы захотел. Но ты не захотел. Ты жестоко обращаешься с ним.
— Я лучший учитель, чем ты. Тебе не сравниться со мной. Я учу его дисциплине и повиновению. Конечно, ты, когда только можешь, подрываешь мой авторитет в его глазах, манипулируешь им в своих собственных целях, окутываешь своей притворной любовью.