— Расскажите мне ваш план. Если я смогу вам помочь — вы можете рассчитывать на меня.
Джордан еще раньше узнал от Джимми Хаммонда, что вечером в городе состоится собрание фермеров.
— Дело срочное, — сказал ему тогда Джимми. — Кажется, на грани разорения находятся гораздо больше фермеров, чем я думал.
— Макс будет там? — спросил Джордан.
— Сомневаюсь. В городе его уже несколько дней никто не видел — говорят, он заперся дома и никого не принимает. Ходят слухи, что Летиция упала, расшибла голову, но в тот вечер Макс грубо наорал на нее на празднике, и поговаривают, что, может, он и сам спихнул ее вниз с лестницы.
— Не знаю, выясним ли мы когда-нибудь правду о том, что произошло между ними… Но Летиция действительно больна. Вот что, Джимми… у меня есть один неплохой план, но мне нужна твоя помощь: приведи на собрание как можно больше фермеров, тех, у кого дела идут не слишком хорошо. Понял?
— Сделаю, — ответил Джимми.
Констебль Хокинс заявил Джордану и Джорджу Беннетту, что без согласия Макса Кортленда нечего и думать войти на территорию усадьбы, даже для того, чтобы оказать помощь Летиции.
— Он ее муж. Ближайший родственник. Его слово — закон, — сказал констебль. — И, разумеется, без его разрешения вы не сможете попасть в его владения.
— А если Летиция умрет? — сердито спросил Джордан.
— Это меняет дело. Если она умрет и коронер заявит, что смерть наступила от травмы, Макса привлекут к суду за то, что он не оказал ей помощи и не вызвал врача.
— Да это просто смешно! — воскликнул Джордан. Констебль пожал плечами.
— У меня уже были такие случаи, — сказал Джордж, выходя вместе с Джорданом из полицейского участка. — Мы ничего не сможем сделать для Летиции без разрешения Макса.
Вскоре после того, как Джордан и Райан О'Коннор отправились в город на собрание фермеров, раздался осторожный стук в дверь. Ева сильно испугалась: Гэби не было дома, и Ева очень пожалела об этом. Накануне они поговорили и отлично поняли друг друга, Ева почувствовала, что Гэби стала ближе ей, чем кто-либо до этого. Сейчас Гэби и Фрэнки ушли на прогулку с детьми и должны были вернуться не раньше чем через час.
Стук в дверь повторился, и Ева, набравшись храбрости, подошла к входной двери и открыла ее. На веранде стояла Силия.
— Что тебе здесь нужно? — спросила Ева. Прозвучало это грубо, но Ева никак не ожидала увидеть здесь сестру.
Силия отпрянула так резко, как будто Ева собиралась ударить ее.
— Поверь, я не собиралась приходить сюда…
— Тогда зачем пришла? — Внезапно страшная мысль поразила Еву. — Что-то с мамой?
Силия отвернулась:
— Я знала, что не стоит приходить. Лекси сказала, что ты так…
— Что? — крикнула Ева. — Что она сказала про меня? Что я… что?
— Что ты пренебрегаешь нами! — резко воскликнула Силия.
— Она говорит о себе самой, — ответила Ева. — Так надувает щеки, что того и гляди нос оторвется!
Девушки злобно и недоверчиво прожигали друг друга глазами.
Неожиданно лицо Силии смягчилось: она тоже считала Лекси спесивой и высокомерной, и слова Евы пролили ей бальзам на душу.
— У тебя, должно быть, была веская причина прийти, Силия. Что случилось?
— Мама… это она просила меня…
Ева видела, что Силия смущена.
— То есть она не просила… она без сознания и повторяет твое имя… и… — Силия тяжело вздохнула. — Наверное, мне не стоило приходить… — сказала она и повернулась, намереваясь уйти.
— Подожди, Силия! — воскликнула Ева. Ей нужно было поговорить с матерью, и она не хотела упускать возможности узнать правду об отце.
Силия обернулась. Тонкие губы ее были плотно сжаты.
— Я знаю, ты не любишь меня, Силия… но если я могу помочь, то…
— Не знаю, чем ты можешь помочь. И, говоря откровенно, вообще не знаю, зачем мать зовет тебя. Ты никогда по-настоящему не была частью нашей семьи. И даже приехав сюда, ты не захотела общаться с нами!
— Ты винишь меня за это, Силия? Я не росла в этой семье. И ты знаешь, что мы… почти чужие друг другу.
— Это ведь не наша вина, не так ли?
— Да… но это и не моя вина!
Некоторое время сестры молчали — ни одна не хотела уступать другой в этой борьбе уязвленного самолюбия.
— Когда я узнала, что с мамой случилось несчастье, я поехала в Уиллоуби с доктором Беннеттом, — сказала Ева, — но Макс не впустил нас.
— Я не знала об этом, — удивленно ответила Силия и почувствовала острую неприязнь к отцу. Что, в самом деле, творится с ним в последнее время?
— Я приду. Но Макс же не разрешит мне повидаться с ней.
Силия нервничала от встречи с Евангелиной и совершенно не подумала, что делать, если сестра все же согласится приехать в Уиллоуби. «Ева права, — подумала Силия. — Если отец увидит ее, с ним от ярости может случиться удар».
— Отец не живет в доме… с того самого дня, — глядя в землю, сказала Силия.
— Как не живет? — изумилась Ева.
— Ночами он сидит на веранде, как будто сторожит дом, а днем спит… в конюшне, — неохотно ответила Силия. Ева подумала, что Макс, вероятно, сильно пьет и мучается угрызениями совести. — Я могу встретить тебя у ворот завтра днем… скажем, в два часа, — продолжала Силия. — Он будет спать, а Мило в это время будет в поле.
— Я приеду, — сказала Ева.
Джордан стоял в зале мэрии вместе с Джимми и Альберто. Немного позже, навестив своих пациентов, к ним присоединился и доктор Беннетт. Перед собравшимися выступал Эд Харрис:
— Если мы уйдем со своих ферм, их захватят мигранты. И наши труды за все те годы, пока мы ломали здесь спины, пойдут прахом. Но мы так просто не сдадимся!
— Что же мы можем поделать? — закричал кто-то из зала. — Мы разоряемся! Тростник обходится нам почти в двенадцать шиллингов за тонну, а получаем мы за него почти столько же!
— Через несколько недель начнет работать фабрика в Бабинде. Я слышал, что они будут давать тринадцать шиллингов за тонну, — сказал еще один фермер.
— Большинство из нас уже в долгах, — ответил ему Эд, — и к тому же мы не сможем покрыть стоимость перевозки тростника в Бабинду.
Джордан, стоя позади, смотрел, не появится ли Мило Джефферсон — Максу не нужно было раньше времени знать о том, что он задумал. Наконец Джордан вышел вперед.
— Джентльмены, мне нужно сообщить вам кое-что, — начал он. В зале наступила тишина. Джордан заметил, что некоторые из присутствующих смотрят на него с откровенным недоверием: на новичков в этих местах всегда глядели косо, а слухи, которые распускал Макс, тоже не способствовали теплому приему. Но, увидев в зале несколько знакомых и сочувственных лиц — Джона Кингстона, Ханса Шмидта, — Джордан приободрился.
— Кое-кто из вас знает меня. Я когда-то жил в этом городе, — продолжал Джордан. — Мой отец тоже жил здесь, любил эту землю и вложил всю душу и сердце в нашу ферму.
— Точно, вложил, — прокряхтел Тэд Хаммонд.
— Он умер, а я был слишком молод, чтобы вести хозяйство. Но я вернулся, чтобы воплотить в жизнь мечту моего отца!
— Ну и ладно! — закричал кто-то. — Нам-то что с того?
— Выслушайте его! — громко сказал Ханс Шмидт, поднимаясь на ноги. Все знали, что спорить со Шмидтом не стоит, и в зале вновь наступила тишина.
— Совсем недавно я купил сахарную фабрику в Бабинде, — спокойно сказал Джордан.
По залу пронесся всеобщий изумленный вздох. Джимми и Альберто, не веря своим ушам, смотрели на Джордана.
— Я намерен покупать ваш тростник, джентльмены. Я буду платить вам пятнадцать шиллингов за тонну.
— Очень щедрое предложение, мистер Хейл, — сказал Эд Харрис, — но, боюсь, оно запоздало. Мы кругом в долгах. Чтобы вырастить урожай, нам приходится брать ссуды в банке, и проценты дочиста съедают всю нашу прибыль.
— У меня есть одно предложение, которое может решить эту проблему, — сказал Джордан.