— Я должен дорожить настоящим и думать о будущем? — вскинул бровь тот. — Ещё напомни, что сыну я нужен здесь и сейчас, — усмехнувшись, он поднялся на ноги и подошел к самому краю небольшой площадки перед гротом на вершине дворца. Скользнув взглядом по Мирквуду от края до края, насколько позволяла панорама, он тяжело вздохнул. — Всё это так легко говорить, друг мой. Но расскажи, как бороться с манящими образами из прошлого, что кажутся привлекательнее всего, что я имею сейчас? Долг — прекрасная мотивация. Но только первые несколько столетий. После всё превращается в круговорот одних и тех же дел и событий, из которых не вырваться. И тебя болтает, словно песчинку в бесконечности пустыни. И нет ничего, кроме холодной равнины вечности, с которой ты остался один на один.
— Неужели не осталось ничего, что привлекло бы твой взор? Ничего, на чём споткнулось твоё равнодушие? — оставив бумаги на столе, Легандир повернулся к Трандуилу.
Владыка хотел было ответить, что нет, ничего такого не было уже давно, как вдруг замер. Расширившимися зрачками глядя прямо перед собой он будто заново переживал моменты, проведенные вместе с Андунээль на Мэритан Гиллете. То, как тонкие пальцы вплетали в волосы ветку жасмина, как она плавно кружила в танце, глядя в его глаза, и как вырывала из плена мыслей о матери Леголаса, дерзкими словами приковывая к себе внимание.
Подобно яркому пламени, отгоняющему ночную тьму, она обозначивала настоящее и без прикрас описывала грядущее. В ней не было ни страха, ни обреченности, ни покорности судьбе. Будто Саурон был для неё не более чем докучливым соседом, которого никак не удается поставить на место. Будто она верила, что им удастся одержать верх. Будто знала, что смерти нет, ибо тот, кто пламя сам — не сгорит в огне.
А ведь она должна была ему ужин. В череде безликих дней он забыл об этом, ослабил слежку за целительницей и понял это только сейчас, когда в Средиземье пришло его любимое время года. Когда дни становились один короче другого, утекая, как песок сквозь пальцы.
По хищному прищуру глаз развернувшегося Владыки, советник понял — тот что-то задумал. Впрочем, разгадку долго ждать не пришлось.
— Легандир, прикажи накрыть сегодня ужин на двоих в беседке на террасе. И найти того, кто уведомит Андунээль о том, что я буду ждать её.
— Ужин с эллет? — застыв на пару мгновений, он пришел в себя, когда таур остановился напротив и выгнул бровь. Губы сами собой растянулись в многозначительной усмешке. — Я что-то пропустил?
Невозмутимо игнорируя намеки Легандира, Трандуил пожал плечами.
— Она задолжала мне ужин.
Чем спокойнее был друг, тем сильнее разыгрывалась фантазия советника.
— Позволь узнать, при каких обстоятельствах?
Позабавленный, Трандуил лукаво улыбнулся, представляя что будет, если он расскажет старому приятелю о том, как отвел эллет в ту часть сада, в которую никому кроме него не было входа. О том, как кружил с нею среди кустов роз, посаженных им когда-то для той, что ушла за море. И о том, как сердце замерло, а потом сделало болезненный толчок, когда она отважно потребовала быть с ней не только телом, но и мыслями во время танца, которого вовсе не должно было случиться. Взгляд Владыки теплел, когда он вспоминал события той ночи. В его светлеющих глазах искрами зажигались звезды.
— Услуга за услугу, — тихий голос патокой разлился по гроту, ветер подхватил отголоски слов и понес над кронами деревьев, делясь с лесом вестью о том, что Владыка ещё не потерян.
— Даже так? — кобальтово-синие глаза были полны ехидства.
— Она попросила отправить нескольких стражей в Лотлориэн, — с укоризной качнул головой Трандуил, осуждая распущенность мыслей друга. — Сказала, ей нужно что-то из оставленных там вещей. Книги, кажется.
— И ты согласился? — прищурился Легандир.
Склонив голову к плечу, Трандуил широко улыбнулся, а после и вовсе коротко рассмеялся. Приподняв брови, он откровенно забавлялся над эллоном.
— Скажешь, что не знал о стражах, пересекших границу и вернувшихся с заметно отяжелевшими седельными сумками?
Легандир молча дернул плечом, мол «может знал, а может и не знал», а потом растянул губы в неприятной ухмылке.
— Знаешь, у людей есть забавная фраза. Полагаю, она подходит по отношению к тебе и эллет.
— У меня нет желания узнавать услышанные тобою глупости, — предостерегающе подняв руку, Трандуил стремительными шагами направился к выходу из грота.
— И всё же я скажу, — ехидное веселье Легандира лилось через край. — Она из тебя веревки вьёт.
Остановившись у арки, Владыка обернулся и безошибочно поймал взгляд советника. Без капли веселья, он тихо, но от того не менее весомо напомнил:
— А я скажу, что тебе следует поторопиться и выполнить мои приказы.
Только оказавшись за закрытыми дверьми своих покоев, Трандуил позволил раздражению отразиться в исказившихся чертах лица. Легандир зачастую позволял себе слишком многое в приватном общении с ним, порой он вовсе забывался. Стоило бы хоть раз поставить его на место, указать разницу между мальчишкой, вместе с которым он рос, и королем Мирквуда, в чью сторону непозволительной роскошью было распускать язык.
Отшвырнув тяжелую мантию на пол, он вперил взгляд в сложенные на столе свитки, которые нужно было изучить в ближайшее время. Отчеты Стражей границ, собранные донесения, планы подготовки ко Дню Огня — собрать бы их все в охапку и бросить в камин.
Отстегнув поясные ножны с клинком, он бросил их поверх бумаг и, на ходу расстегивая камзол, вошел в купальню. Легандир откровенно бредил, когда говорил, что Андунээль вьёт из него веревки. Какая глупая человеческая фраза. Прикрыв глаза, таур сделал глубокий выдох. Друг просто хотел поддеть его, и это получилось. Но то, что он испытывал к Андунээль, было не больше, чем желанием разгадать её. Подобрать ключ к сложному замку, открыть шкатулку и, наконец, увидеть спрятанное внутри. Ведь там обязательно должно было что-то быть.
Неразгаданная загадка в самом сердце дворца манила. Все его подданные были открытыми книгами, она же от каждой страницы показывала лишь уголок. И не вызывала ни неприязни, ни опасений. Может прав был Легандир, когда обеспокоился её даром, случайно подсмотрев, как целительница общается с маленькой лазоревкой? Может она усыпила их бдительность? Но зачем это ей?
Когда-то безумно давно он знал ту, за которой вслед улетели из Амана соловьи. Ту, чья сила хранила от бед и исцеляла от тоски. Когда-то он видел, как та другая танцевала по поляне под веселую песню соловьёв. Улетели ли за Андунээль её желто-голубые птахи, когда она уехала из Лотлориэна?
Избавившись от одежды, Трандуил погрузился в воду по середину груди и откинул голову на бортик. Представший взгляду каменный свод, изображавший древесные корни и осыпавшуюся в них листву, успокаивал. Тихое журчание воды, наполнявшей купальню из ручья и вытекающей по сложной системе труб, умиротворяли. Подложив под голову мягкое полотенце, он не заметил, как заснул.
Лучи кроваво-красного солнца, готового вот-вот скрыться за Мглистыми горами залили Мирквуд кровью заката. В другой раз Владыка увидел бы в этом дурной знак, но в этот вечер думать о плохих предзнаменованиях не хотелось. Прислонившись плечом к лабрадоритной колонне, он держал руке покрасневший лист винограда, увивающего беседку. Оставивший увесистую корону в комнатах, для этой встречи он выбрал другую, почти невесомую. Выкованная из митрила и украшенная белоснежными камнями Лас Галена она куда больше подходила к синему камзолу и наброшенной на плечи серой мантии, расшитой серебряной нитью. За его спиной, отраженные от витражного свода, десятки разноцветных лучей плясали по накрытому столу и двум креслам, устланным густыми серебристо-серыми волчьими шкурами. Четыре пятирогие канделябра с незажженными свечами стояли около колон, ещё два располагались по краям стола так, чтобы не мешать, сидящим за ним, смотреть друг на друга.
Ожидание приглашенной к ужину эллет затягивалось. В какой-то миг Трандуил даже подумал, что она вполне может пренебречь его компанией. Почти сразу эта мысль была отметена, как бессмысленная. Если бы целительница не собиралась приходить, то поставила бы его в известность. Секунды, подобно кленовому сиропу, растягивались в минуты. Минуты замедлялись, отрекаясь от бесконечного бега по кругу. Время замерло, и вместе с ним замер огромный лес перед королем. Он разделял ожидание, в котором любой звук показался бы инородным.