Казалось, Леголас способен был впитывать в себя любые знания, готов был совершенствоваться в самых разных направлениях. Поэтому, на предложение Андунээль научить его нескольким приёмам владения парными клинками, он откликнулся с неподдельным восторгом. Его открытость миру иногда поражала её, а иногда напоминала, какой была она сама несколько тысяч лет назад, когда над головой ещё шумели леса Дориата.
— Король Орофер мастерски владел мечом. Отец одинаково хорошо управляется и с одиночным мечом, и с парными клинками. А мне самому всегда ближе был лук, — чуть позже смущённо пояснил он, довольно сухо отозвавшись о деде и с гордостью упомянув отца. — Вот только, как будущий правитель, я должен уметь сражаться и в ближнем бою.
— Почему тогда твоим обучением не занялся Владыка? — выбирая для него клинки в оружейной Медусельда, полюбопытствовала эллет.
— Он обучал меня, — усмехнулся юноша. — Стрельбе из лука. Вот только я не хочу прятаться за чьей-либо спиной.
— Ты его единственный наследник, — нетерпящим пререкательств тоном припечатала Андунээль, разворачиваясь и вручая аранэну клинки.
Когда они отправились в небольшое поселение коневодов в самом сердце Вестэмнета¹, Андунээль на какое-то время оставила Леголаса с лошадьми. Общаясь с роханцами, она то и дело бросала внимательные взгляды в сторону аранэна и каждый раз едва сдерживала улыбку, видя, с каким восторгом он рассматривал табун на вольном выпасе.
В тот день Андунээль лично выбрала двух лучших скакунов для Стражей, а после принцу привели белоснежного полукровку меарха, своевольного и быстрого, словно ветер. Пофыркивая, свободолюбивый красавец косил глазом на неспешно приближающегося Леголаса, нашептывающего на синдарине о том, как будет ценить верного друга. А потом вдруг сам порывисто ткнулся мордой в протянутую ладонь.
— Я назову его Итильсулом², — сияя счастливыми глазами, гордо заявил аранэн.
— Что ж, — кивнула эллет, приняв его выбор, — на моей памяти ещё не было ни одного Лунного Ветра.
А через несколько недель полынный и медовый ароматы степи остались за спиной путников. Тепло простившись с Фолкой, они отправились в обратную дорогу, которая Андунээль казалась куда короче той, по которой они ехали в Рохан. С каждой лигой приближаясь к Мирквуду, она чувствовала, как разрастаются в душе волнение и тревога. Сердцем и умом она понимала, что если вернётся в королевство Трандуила, то ловушка захлопнется. Стоит ей оказаться подле Владыки, как всё остальное станет не важным. Естественным и верным будет потеряться в отражении необъятного звёздного неба в его глазах, раствориться в нём насыщенной, сочной изумрудной зеленью и стать нерушимым целым. Вопреки всем страхам.
Минуя юго-западную окраину леса Андунээль держалась как можно ближе к реке, предпочитая проезжать по восточному берегу Андуина, насколько это возможно, дальше от Дол Гулдура. Даже кони чувствовали скрытую угрозу, от той части леса, что стала тёмным и страшным местом. Деревья с толстыми стволами и узловатыми ветвями, поросшие плющом, росли там так густо, что к земле не мог пробиться солнечный свет. Темнота, духота и неизвестность царили у подножия скалистого холма. И в темноте этой то тут, то там толстой и густой паутиной оплетали деревья пауки — мерзкие порождения тьмы.
Когда Леголас собирался свернуть на Старую лесную дорогу, эллет окликнула его и отрицательно качнула головой. В ответ на вопросительный взгляд, она сказала, что не хочет рисковать конями, отправляясь по не самому безопасному пути, тогда как истинная причина подобного поступка открылась немногим позднее.
Проехав вдоль леса немногим севернее дома Беорна и Каррока Андунээль издали увидела Лесные врата, с которых начинался Эльфийский путь, в гуще леса пересекающий Зачарованную реку и уходящий к восточной окраине Мирквуда. Здесь на западной границе леса под живой аркой, образованной двумя высокими деревьями, склоненными друг к другу, была построена изящная беседка из белоснежного мрамора. Оплетённая гибким плющом она указывала дорогу всем возвращавшимся домой. Но, когда к ней приблизился гордо восседающий на Итильсуле Леголас, Андунээль не последовала за ним.
Остановившись в десятке метров от Лесных врат, она подождала момента, когда аранэн заметит это и негромко произнесла:
— Дальше ты поедешь один.
Едва услышав эти слова, Леголас слишком резко, порывисто обернулся к ней. В его зелёных глазах, по мере осознания происходящего, нарастала буря. Но, перебарывая себя, он холодно напомнил:
— Ты обещала вернуться.
Невысказанная обида и колкое разочарование таились в уголках жёстко сомкнутых губ. Андунээль чувствовала их, как и незримую преграду, готовую вот-вот вырасти между ней и юношей. Не желая множить недопонимания, она утвердительно кивнула.
— Обещала.
Отчаянно осознавая, что должна сказать больше, она не могла подобрать слов, понимая, что все оправдания будут выглядеть в глазах принца жалкими. Посему так и продолжала молча смотреть на него, пока полные укоризны слова не напомнили сколь о многом известно аранэну.
— Ты не можешь так поступить с ним.
Подъехав ближе к ней, он протянул руку и коснулся запястья, сжимая его в немой просьбе. Но, накрыв его руку своей, Андунээль отрицательно качнула головой.
— Мне это нужно, — не позволяя отчаянию проскользнуть в голосе, она сильнее сжала пальцы, не в силах признаться о том, что, прежде чем вернуться к Трандуилу, хотела раз и навсегда убедиться в истинности своего выбора.
Однако Леголасу терзания эллет были неведомы. Отшатнувшись от неё, он зло прищурился, будто увидев перед собой кого-то мало приятного.
— Я всегда считал отца эгоистом, — колкие слова били по ней наотмашь. — Но сейчас вижу, как ошибался, — смерив Андунээль оценивающим взглядом, он неприятно усмехнулся. — Ты всё время делаешь то, что нужно тебе. А что нужно ему? Ты думала об этом хоть раз? — не сдержавшись, он вновь укорил её, позволяя увидеть, как много за слепящей глаза злостью было горечи, обиды и разочарования. — Сколько ещё ты будешь мучать его, nana?
Вздрогнув от того, как он назвал её недоступным и таким желанным словом, Андунээль изумлённо взглянула на Леголаса. А потом вдруг резко спрятала все свои эмоции и, вытянув руку, указала на скрытую меж деревьев, потемневшую от времени, статую покинувшей Мирквуд королевы, поросшую плющом.
— Вот она была твоей матерью, — звенящий возмущением голос не дал аранэну шанса понять, насколько глубоко её ранило то, как он назвал её. — И остается ею.
Зря она рассчитывала пристыдить его, ибо одного взгляда в полные мольбы глаза хватило, чтобы понять — стыда в нём не было ни капли. Эллет, что выбрала между душевным покоем и ребёнком первое, давно перестала быть для него чем-то значимым, оставив лишь мутный горький осадок на дне бессмертной души, песком скрипящий на зубах. Место той, кого он почти не знал, незаметно, но прочно заняла чужачка, что готова была отдать за него свою жизнь, пряча за спиной. Точно так же, как от любой напасти готов был защитить его отец.
— Не уезжай, — тихо попросил он в последний раз, прежде чем принять её решение. А через пару минут, когда понял, что эллет нечем ответить на отчаянную просьбу, упрямо приподнял подбородок и с вызовом заявил: — когда ты вернёшься, я хочу называть тебя наной.
— Вряд ли во дворце будут рады этому, — не скрывая сомнений, усмехнулась Андунээль, давая понять, сколь неуместно было бы подобное обращение к ней.
Но отговорить Леголаса от того, что он уже решил, было не легче, чем переубедить в чём-то Владыку.
— Мне нет до них дела, — едва заметно пожал он плечом, переняв этот человеческий жест у Роханцев.