И как только она могла сомневаться в природе возникших между ними чувств? Как могла оскорбить то бесценное, что зарождалось между ними? Сейчас, когда все страхи и сомнения остались погребёнными под волнами Белегаэра, вера в то, что всё происходящее истинно и правильно, дарила крылья, на которых хотелось парить высоко над заснеженными верхушками леса.
Согретая теплом, рождаемым прикосновениями короля, она опомнилась, когда Имдир, неслышно обойдя застывшую в объятиях пару, поднял седельные сумки и приказал молодому конюху отнести их в покои эллет. Отстранившись, она мимоходом окинула взглядом королевскую конюшню и испытала облегчение, поняв, что кроме юноши и Имдира никто больше не стал свидетелем непозволительно проявления их с Владыкой чувств.
— Тебя не было так долго, душа моя, — обняв Андунээль за тонкую талию, улыбнулся король. — Так невыносимо долго.
Не желая выпускать её из рук, он коснулся лбом её виска и глубоко вздохнул, будто бы успокаиваясь. Будто бы убеждая себя, что вот она рядом — настоящая, отзывчивая, понимающая, смущенная и удивительно нежная. И теперь она никуда не убежит от него. Просто не успеет, прежде чем станет поздно.
— Всего-то полгода, — усмехнулась она, отчего Владыка выпрямился и осуждающе посмотрел в её глаза. — Что эти шесть месяцев для того, кому много тысяч лет?
— Эти без малого семь тысяч лет я не знал о тебе.
Полные укоризны горько-сладкие слова тонким хрустальным звоном отозвались в эллет. Опустив ладонь на его грудь, она уверенно пообещала:
— Теперь я никуда не уйду. — А через пару мгновений склонила голову чуть на бок и с мягкой улыбкой произнесла: — все птицы возвращаются домой.
Обещание, слетевшее с её губ, вызвало у него мягкую улыбку. Она назвала Мирквуд своим домом, местом, в которое отныне всегда будет возвращаться её душа, тем, куда её ведёт сердце. Это было почти признанием. Но всё же не им.
Впрочем, для личных разговоров вряд ли можно было найти менее подходящее место. В любой момент кто-то мог войти в конюшни. И если ему это было безразлично, то Андунээль лишние свидетели могли вспугнуть. Посему, нехотя Трандуил опустил руки и отстранился от неё.
— Тебе нужно отдохнуть с дороги, — мягко начал он, а потом уже строже добавил: — после чего за ужином мы с удовольствием послушаем о твоём странствии.
— Мы? — вскинула бровь эллет.
На это Владыка ухмыльнулся и, не скрывая лукавого блеска глаз, признал:
— Никакая сила не удержит Леголаса от встречи с тобой сегодня же. — Увидев, как она заулыбалась при упоминании аранэна, он подумал, что никто другой не полюбил бы его сына так, как это сделала она, широко открыв для него своё сердце, не ставя никаких ограничений. — А Легандир, — поморщился он, вспомнив о старом друге, — слишком любопытен, чтобы не сунуть свой нос на ужин.
— Как скажете, Владыка, — отойдя на шаг назад, Андунээль учтиво поклонилась ему, тая улыбку в уголках губ. — Увидимся за ужином.
— Я буду ждать, Андунээль, — кивнул он, отпуская её взглядом. А через пару мгновений, за которые она поторопилась войти во дворец, глядя ей в след, тихо повторил: — я буду ждать.
Глава 42
Ступая по каменным ступеням, Андунээль улыбалась в ответ на приветствия попадающихся на пути придворных и стражников, в то время как мысли её текли неспешным потоком. С каждым шагом в сердце крепла уверенность — именно теперь она вернулась домой. Что бы ни случилось в большом мире за пределами Мирквуда, здесь она будет счастлива, ибо горечи и боли было пережито уже слишком много. Кирдан был прав, твердя ей об этом. Он всегда был прав. Ни один корабль не увезёт ни её, ни Трандуила из Эннора¹.
Ароматы жасмина и кленового сиропа были первым, что она ощутила, переступив порог своих покоев. Это тут же вызвало задумчивую улыбку на красиво очерченных губах, ибо поведало о том, что пока она странствовала по Средиземью, Владыка тосковал по ней столь сильно, что приходил сюда. Смятое покрывало и подушки выдавали Трандуила с головой, обнажая его слабость, которой она стала. Сколько ночей он провёл здесь, вспоминая редкие моменты их встреч?
Жестоко было уезжать, оставляя его. Но выбор между жестокостью по отношению к нему или ею же к себе и не должен был быть простым. В этой ситуации кому-то всё равно пришлось бы чем-то жертвовать. Трандуил оказался мудрее, отпустив её. Оттого для него был так сладок миг встречи. Впрочем, Андунээль радовалась ей не меньше.
Теперь всё будет хорошо. Уверенность в этом наполняла её. И пусть им никто не мог обещать безбедной вечности, пусть под боком таился Враг, всё это не могло затмить тихой радости эллет. В её груди теплилась уверенность в том, что они всё выстоят. Словно кто-то другой, кто-то бесконечно мудрый и всезнающий, вложил в неё эту крупицу, тем самым даровав надежду и другим.
Вечная жизнь не располагала к спешке и суетности мыслей. Большинство эльдар являлись воплощением этой истины. Андунээль же всегда была исключением. Вот и сейчас, опускаясь в тёплые воды купальни, она хотела быть одновременно в нескольких местах. В одинаковой мере соблазнительными для неё были мысли о том, чтобы отыскать Леголаса и поведать ему о своём путешествии, или же нарушить покой Владыки, придя к нему в кабинет.
И всё же разум победил, когда эллет напомнила себе, что король сам обозначил время встречи. Слишком часто противореча ему, хотя бы в этот раз ей стоило сделать так, как он велел. Хотя, что-то подсказывало, приди она сейчас к нему, возмущений бы не последовало.
Улыбнувшись своим мыслям, Андунээль обратила взор на не разобранные седельные сумки и тут же потянулась к ним. Бережно, словно великое сокровище, она достала большую резную коробку из бука и, опустив на колени, открыла. В главном отделении, обмотанные мягкой толстой тканью, лежали четыре длинные стеклянные банки. В первой хранился засушенный ацелас, собранный на берегу Ненуйал² в пору осеннего новолуния. Во второй золотом блестели колокольчики Альфирина, растущие только в Лебеннине³. На излёте весны ими полнились зелёные поля близ устья Андуина. Ходили слухи, что у народа звёзд, при виде просторных полей альфирина просыпалась жажда морских путешествий, ведь цветы были очень похожи на золотые колокола Валинора. Андунээль признавала их красоту и знала множество снадобий, в которые входил этот цветок, но сердце её оставалось равнодушных к фантомному зову золотых колоколов. В третьей банке находился похожий на альфирин маллос, чьи цветы были в три раза меньше. Миниатюрные колокольцы маллоса были жёлто-золотыми, в то время как альфирин отливал медью. Золотой снег — именно так нарёкли этот цветок синдар. И недаром. Кирдан был очень щедр, когда поделился с ней Гондорскими засушенными цветами из своих запасов, о существовании которых мало кому было ведомо. Андунээль каждый раз при встрече дарила родичу новый вид чайного сбора, подготовленного собственными руками, и он не оставался в долгу. С теплом и безграничной любовью вспоминая Кирдана, она достала четвертую банку, полную аметистовых цветков медоносного вереска, собранных на склонах Синих гор.
Когда стеклянные ёмкости были аккуратно положены на кровать, Андунээль вынула деревянную панель, являющуюся ложным дном, и один за другим достала бархатные мешочки. В один из них Кирдан насыпал жемчуг, перемешав круглый белый с крупным чёрным неправильной формы, и добавив серый, золотой, зеленовато-голубой и нежно розовый. Иронично отметив, что другая эллет сделала бы из них украшения, он знал, что Андунээль большинство из них пустит на противоядия, безжалостно растерев или растворив. Другие мешочки он наполнил янтарём, сердоликами и агатами.