— А бывают?
— Пока не завозили.
— Если завезут, позвоните мне по этому телефону, — он протянул свою визитную карточку. — Дайте ещё бутылку «Смирновской можжевеловой», шампанское, сок из гриб-фрукта.
— Из грейпфрута?
— Да, из гриб-фрукта. Правильнее гриб-фрукт.
— Всё, уходим, и так почти весь магазин скупили.
— Подожди, мы достаточно для Василия купили постной еды?
— Достаточно, достаточно, облопается твой Василий грибами с клубникой.
— Сколько с меня?
Расплатившись, вышли из магазина. На улице Белокуров спросил:
— Так что, он не уехал вчера?
— Кто?
— Василий.
— Человеколюбивый Василий над людьми не творил насилий, но люди об этом не знали и насилье над ним совершали.
— Это Олега Григорьева стихи?
— Это мои стихи! Хотя, конечно, подражание Григорьеву, признаю. Ах, какая весна! Как я люблю запах весны!
— Потому что вы с ней пахнете одинаково, — сказал Белокуров.
Они вошли в подъезд её дома, стали подниматься по лестнице, как вчера. Она придержала его, встала на ступеньку выше, обвила руками его шею, сказала:
— Как бы я хотела, чтоб ты пришёл тогда, четвёртого октября, ко мне, а не к ней, и сказал мне, а не ей: «Спрячешь?»
— Ты бы спрятала?
— Глубоко-глубоко.
Наконец настало время для поцелуя. Всё опять повторялось, как вчера. Может быть, Василий и впрямь передумал ехать к своему священнику? Проспал? Заболел? Приревновал?
— Пойдём, — прошептала Элла, беря Белокурова за руку и ведя за собой. Ключ вонзился в замочную скважину, дверь распахнулась.
— Василий! — крикнул Белокуров, входя следом за Эллой.
— Что ты кричишь? — закрывая дверь, проворчала Весёлкина.
Белокуров заглянул в комнату, в кухню. Василия нигде не было.
— Остались туалет, ванная и кладовка, — сказала жена Василия. — Может быть, вы снимете плащ и поставите сумки на пол? Идёмте, мой дорогой, в комнату, я хочу кое-что подарить вам.
— Подарить? — переспросил он пересохшим вдруг ртом. Он ещё ни разу не изменял Тамаре.
В комнате Элла вскочила на стул, порыскала взглядом по полке, выудила одну книжку в мягком переплёте, спрыгнула и протянула подарок Белокурову. Он взял, рассмотрел обложку. Это был Монтерлан — «Бестиарии».
— Спасибо, милая радуга, — прошептал Белокуров, кладя книгу на стол.
— За что? — прошептала Элла, подходя к нему вплотную.
— За всё, что уже было между нами. За то, что у меня поселилось вот здесь со вчерашнего вечера. — Он постучал себя пальцем по груди. — И за то, что сегодня нет Василия.
Глава шестая
СВОЛОЧЬ
Не жди меня, мама, хорошего сына,
Твой сын не такой, как был вчера,
Меня засосала опасная трясина,
И жизнь моя — вечная игра.
Грех — явление заразное. Если, допустим, на просторах европейской территории России согрешит один человек, то невольно ещё десяток-другой, которые, может быть, грешить и не собирались, непременно поддадутся грехопадению. Тем более удивительно, что Сергей Михайлович и Евдокия, проведя вместе весь вечер четверга, всю ночь и всё утро пятницы, так и не переступили ту грань, за которой добрые и нежные друзья становятся любовниками. В полдень он покидал её превосходную квартиру в знаменитом доме на набережной, в котором расположен кинотеатр «Ударник», и всё его существо было переполнено законным недоумением. Огромная квартира, в которой двое, мужчина и женщина, провели наедине друг с другом часов десять, так и не стала свидетельницей победы мужчины над женщиной!
В дверях Евдокия наградила Сергея Михайловича прощальным поцелуем, долгим и страстным, от которого в Тетерине вновь вспыхнуло всё, включая надежду, и он попытался было вплыть обратно в разочарованное жильё, но Евдокия стойко осадила его:
— Всё, Серёженька, всё! Тебе надо спешить. Не обижайся, ведь я пообещала тебе. Встретимся через семь часов. Время промелькнёт незаметно.
Спускаясь в лифте, Тетерин пытался припомнить, где это у Бунина есть рассказ, в котором любовница вот так же измучивала своего любовника, позволяя ему всё, кроме последнего.
— Вот сволочь! — промолвил с усмешкой Сергей Михайлович, вовсе не вкладывая в это злостное ругательство особой ненависти ни в адрес Евдокии, ни в адрес бунинской героини. Просто он устал от бесплодных попыток и был несколько раздражён. Ну хорошо, допустим, тут была простая женская причина. Тогда зачем надо было затаскивать его к себе после встречи полуночи в ожидании Ч и так долго мучить?