— А по количеству моржей нас никто никогда не догонит, — добавила Катя.
— Это так, — вздохнул Владимир Георгиевич. — Но что делать с соотношением мужчин и женщин? Придётся в скором времени разрешать многожёнство, гаремы.
— Не думаю, — возразила Катя. — Лучше завезти мужчин откуда-нибудь. Хороших мужчин из неблагополучного региона планеты. Сербов, к примеру. Приднестровцев. Моряков из Севастополя.
— Тогда уж и Черноморский флот перетащить волоком в Волчицу и разместить под Ярилиной горкой, — сказал отец-основатель.
— Это блестящая мысль! — улыбнулась княгиня. — Всё, что стало не нужно России, всё забрать сюда, в наше княжество. И отсюда начать великое возрождение.
— Не мешало бы и иракскую нефть, — добавил Ревякин.
— И Саддама! — мечтательно закатила глаза княгиня. — Красивый мужик!
— Ну уж нет, — возразил Ревякин. — Как отец-основатель, я решительно против такого риска.
— Боишься?
— Глазом не успеем моргнуть, как тут будет флот США и всего мирового сообщества. Разбомбят за милую душу.
— Ладно, без Саддама, — вздохнула Екатерина Петровна.
Под ними раскинулась панорама строительства — огромные кольца башенных фундаментов, соединённые друг с другом основаниями стен, и впрямь напоминали издалека громадный кастет. За поприщем замка лежало поле, потом чернел лес. Закат играл в чёрных ветвях деревьев медными нитями, точно так же, как в волосах Кати.
— Красиво у нас тут, — сказала Катя. — Этот закат, этот огромный фундамент, как призрак будущего замка.
— Надо предложить князю назвать замок Моррисвиль, — отозвался Владимир Георгиевич, любуясь лицом Кати, её точёным профилем. — Для туризма — прекрасно.
— Нет, Лёшка отменно придумал — замок Алуэтт, — возразила княгиня. — И красиво, и соответствует.
— А мне не нравится.
— Во всяком случае, лучше, чем Моррисвиль.
— Самое первое название — Тёткин — было и просто и хорошо, без выпендрёжа. Нет, в его высочестве взыграла галломания, вспомнились времена, прожитые в Парижике.
— Во сколько сегодня закат?
— В двадцать пятьдесят три.
— Пойдём. — Катя встала со своего кресла, взяла Владимира Георгиевича за руку.
— Куда? — спросил он.
— Не в Парижик. Пойдём, я хочу ещё раз взглянуть на ублиетку.
— Надеешься на то, что она стала глубже? — усмехнулся, поднимаясь и чувствуя действие бехеровского ликёра, Ревякин.
— Я — нет, а вот Лёшка просил меня сегодня вечером заглянуть туда. Будешь смеяться, но он предполагает, что именно сегодня вечером ублиетка должна раскрыться.
— Ну пойдём, заглянем, раз такова княжеская воля.
— С балкона убирать всё? — спросил Виталик.
— Да, можешь, — кинула княгиня, и в который раз Ревякин подивился её барским замашкам, повелительному тону, обретённому в общении со слугами за время второго замужества.
— Сашок! — позвала она служанку. — Подай мне, дружечка, тёплую куртку, я под землю отправляюсь. Во ад.
— Во ад-то и голой можно, — пошутила Сашок. — Там же пекло.
— Много ты разбираешься в адах, — возразила княгиня, одеваясь в чёрную кожаную куртку на толстом собольем меху. — Почитай Данте.
— Что там, холодно разве?
— Поверху прохладно, потом всё горячее и горячее, потом пекло наступает, а если ещё глубже, то опять холодает. Сам Люцифер по пояс во льду закован. Вот как. Ну-с, идёмте, отец-основатель.
Когда спустились на лифте вниз и вышли из дворца, у подъезда встретились с Мариной.
— Куда вы? — спросила она, хлопая обиженно глазами.
— Пойдём подвал посмотрим, — сказал отец-основатель. — К закату вернёмся.
— А я с вами, можно?
— Нет, холодно там, а ты легко одета. Нельзя, — вместо отца-основателя отказала ей в просьбе княгиня. — Мы скоро. Только туда и обратно. Да не бойсь, не съем я его.
Опять этот властный тон подивил Владимира Георгиевича. Прямо-таки в Вассу Железнову превратилась его Катя за три года жизни со своим хозяином земли Русской. И, как ни странно, он находил, что ей это даже идёт.
Они отправились пешком. Туда, к призраку замка. Телохранитель Дима, от которого Катя сбежала накануне ночью и который приехал в княжество через пару часов после их приезда, держался чуть поодаль, но не отставал.
— Димон! — оглянулась на него Катя. — Шёл бы ты отдыхать.
— Ну ва-а-аше высочество! — прогудел он в ответ.
— Ладно, только будь незрим!
Держа путь чуть влево от заката, они приближались к тому холму, в котором находилась пещера и где уже лежало основание башни Забвения, или, по-французски, башни Ублиетт. Катин муж, большой оригинал, начитался какой-то псевдонаучной литературы, доказывающей существование во всём мире бездонных колодцев, по которым можно спуститься аж до самого ада. Этакие поры Земли. Якобы города, основанные там, где есть такие поры, непременно становились великими или малыми, но столицами. Якобы тайну этих бездонных скважин в своё время открыли тамплиеры, хотя в древности якобы чуть ли не каждый знал о них. И якобы им поклонялись, приносили жертвы и всё такое прочее. И вот он стал рыскать по белу свету в поисках подобной скважины, ибо горел идеей основать собственную столицу. Он нашёл одну глубоченную и вроде бы даже бездонную карстовую полость в вершине Эчкидага — одной из гор возле Карадага, в Крыму. Но кто б ему там дал построить замок! Другую дырку наш богач нашёл в Чите — там есть яма, которую сколько ни засыпают, она вновь образуется. Её так и называют — Чёртова яма. Но Чита — слишком далеко от Москвы.