Лишь недолгое время он с ужасом думал о том, что Элла покончила с собой. Нет, по всему её складу характера и психики можно было уверить себя, что она не склонна к самоубийству. Стало быть, она просто уехала куда-то. Но куда она могла уехать, если он обещал поутру явиться к ней? Неужто она раскаялась и рванула к тому священнику, к которому уехал её муж?
В это тоже верилось с трудом. Может, она смертельно обиделась на его решительный уход и показывает характер?.. Теряясь в догадках, Белокуров дождался приезда Тетерина и спящего Серёжи. Только теперь он почувствовал, что немного оттаивает. Серёжа был жив, Серёжа лежал и спал у него на коленях. Они ехали домой, чтобы забрать Прокофьича и потом как можно быстрее рвать из Москвы когти. Прокофьича нельзя оставлять на съедение американским хищникам и их подлипалам. К Элле, естественно, Белокуров не мог привезти своего отчима, а туда, куда он наметил ехать теперь, — можно. Только бы дома всё было тихо, только бы гады не успели нагрянуть!
Теперь, немного расслабившись, можно было поразмышлять и о том, что всё взаимосвязано. Он совершил грех, и за это Бог сделал так, что Тамара спуталась с америкосом. Всё просто и объяснимо. Преступление — и тотчас получите наказание! Мгновенный расчёт по всем долгам. Прекрасно!
Было два часа ночи, когда они приехали в Хорошёво, медленно въехали во двор дома, осматриваясь и пока не замечая ничего подозрительного. Вокруг царило безмолвье и безлюдье.
— Это наш конечный пункт? — спросил Тетерин.
— Здесь мой дом, — ответил Белокуров.
— А там, на Нострадамской?
— Там я хотел найти убежище.
— Но здесь вам нельзя оставаться.
— Сейчас буду пробовать вызвонить кого-нибудь из друзей с машиной. А вам... Вас я даже не знаю, как благодарить... Оставьте мне, пожалуйста, ваш домашний телефон.
— Я готов везти вас дальше куда угодно.
— Но вы так долго не спали. Нет, я не могу злоупотреблять...
— Бросьте это! Кроме всего прочего, мне ведь тоже необходимо убежище. Я там одного негодяя по голове тяжёлой полкой шарахнул. Меня будут искать. Едем.
— Мне надо подняться домой.
— Тогда оставьте у меня Серёжу и идите.
Тут Белокуров застопорился. Он уже не мог оставить сына. Теперь, когда он столь чудесно вновь обрёл его, у него не хватит сил расстаться.
— Поднимемся лучше вместе.
— Как скажете.
Белокуров осторожно переместил Серёжу к себе на грудь, сын во сне крепко обнял его за шею, такой тёплый, мягкий. Поднимаясь домой, главный бестиарий подумал, что разумнее было бы и впрямь оставить малыша с Тетериным в машине. Дома их встречал бодрствующий Прокофьич. Белокуров познакомил его с Тетериным, отмечая с радостью, что старик, кажется, сменил гнев если не на милость, то во всяком случае, на деловитость, в которой не было места гневу.
— Ты понимаешь, что они вот-вот нагрянут? — спросил он.
— Да, а поэтому, старче, пожалуйста, побыстрее собирайся. И надо Серёжу одеть потеплее.
— Бедный, мучают тебя, сволочи, — ласково сказал Прокофьич, принимая внука. Тот спросонок сказал: «Муха, муха, атакуха...»
— А почему в газете обозначен только ваш домашний телефон? — спросил Тетерин, сонным взглядом осматривая квартиру.
— Потому что здесь и мой дом, и вся редакция «Бестии».
Собственно говоря, никаких особенных сборов не требовалось. Переодеть Серёжу, захватить кое-какую еду и питьё, собрать Прокофьича, который поначалу воспротивился своему отъезду, но потом, сообразив, что останется здесь совсем один, без малыша, согласился ехать. Они уже направлялись к двери, когда замок щёлкнул, дверь распахнулась и на пороге появилась Тамара и её америкос. Белокуров с ребёнком на руках, Тетерин и Прокофьич так и отпрянули, словно в дом вошла банда уголовников, а не женщина с пожилым дядей. Тамара была очень хороша собой. Глаза её сверкали ненавистью. Американец выглядел испуганно, хотя и пытался изо всех сил напустить на себя важную суровость.