— Поэтому я пока и не еду его разыскивать, — махнул рукой Вячеслав. — Хорошо ещё, если он просто зарежет. Это я с радостью — пострадаю во имя Христа. А если всякие унижения?..
— Но ведь не только смерть, но и унижения можно во имя Христа принимать, — пожал плечами Василий Васильевич.
— До унижений я, признаться, ещё не дорос духовно, — промолвил Вячеслав. — Смерть готов принять хоть сейчас. Вот прямо сейчас войдут изуверы или хасиды какие-нибудь, я скажу: «Режьте! Слава Отцу и Сыну и Святому Духу!» И с пением «Христос воскресе из мёртвых» подставлю под ритуальный нож своё горло. А если станут унижать, то и не знаю, как себя вести. Хотя сам в своей жизни многих унизил. После армии я пошёл по плиточному делу и за годы работы стал прекрасным плиточником. Какую хочешь, бывало, ванную оформлю в самом лучшем виде. Женился, но брак не пошёл. Теперь понимаю почему — безблагодатный. Через полтора года застукал её с приятелем. Это меня сокрушило. Развёлся, стал пить, женился во второй раз уже на пьющей, стали пить вместе. И покатилось у нас по наклонной всё хуже и хуже. Ребёночек родился, сейчас ему семь лет уже, а никакого уюта ему не досталось. У бабки с дедом постоянно живёт. Раньше мы вместе пили с женой, теперь она одна пьёт, а я вот уже пять лет ни-ни, но только скитаюсь по свету неприкаянный. Так вот, как со мной случилось чудо озарения. Чёрт помог.
— Как это чёрт? — вскинул сонные веки Чижов.
— Не удивляйтесь, — сказал Вячеслав. — Именно с чёрта и началось моё спасение. Вот как это было. В один прекрасный день я проснулся после очередного длительного пьянства и чётко стал припоминать, что накануне с самим чёртом отплясывал современный танец. Что-то заставило меня ужаснуться, и я решил: хватит! Ко мне приходит друг с бутылкой водки, а она, ёлть, сверкает, соблазняет, как река в утреннем свете. — Вячеслав взглотнул. Видно было, что любимые воспоминания о напитках приводят его в волнение. — Но я вдруг замечаю — за спиной у моего приятеля он стоит. Лукавый! Вот что я дальше делаю. Хватаю что попало из вещей и ухожу вон из дома. Хожу по улицам, в кино забрёл, домой пришёл поздно ночью, жены дома нет — ушла куда-то с пьяницами. Сын у бабки с дедом. И вот, всю ночь я мучился. Боролся с чёртом. С ума сходил, до того водки хотелось, особенно когда вспомню, как она, ёлть, холодная, в стакан льётся ручеёчком... Эх! К утру совсем свихнулся. И вот, встаю, а он сидит напротив меня в кресле, развалясь, нога на ногу, на нём пиджак в пёструю клеточку серебристо-чёрную, и м-м-морда такая... И говорит мне с такой подоплёкой в голосе: «А что, если я шампанского хочу?» Я — ни жив ни мёртв. «Вставай и неси мне шампанского», — говорит. Мы шампанское не пьём. Это-то меня и сгубило. Думаю: шампанское не водка, не будет считаться. Наскрёб денег, побежал в магазин, купил бутылку шампанского. Где-то раздобыл ведь! Девяносто второй год. Тогда ж ничего, ни черта нигде не было. Прихожу домой. Он сидит. «Открывай». Я открываю. «Пей, — говорит, — а я через тебя пить буду». Представляете? И я всю бутылку разом опорожнил. Тут меня шибануло, я отключился. Через какое-то время проснулся, а бред в голову лезет. Мерещится мне, будто я плиткой огромную ванную самому чёрту облицовываю. А сам чёрт с голыми бабами рядом в шампанском, ёлть, купается. Встряхнусь — снова я у себя дома. Захмурею — опять мерещится. Я тогда — из дома бегом. Иду и вдруг вижу — прямо для меня! Двое парней развешивают объявления: «Если хотите бросить пить, приходите к нам». Судьба! Я к ним: «Как да как?» Они: «Пошли с нами хоть сейчас». И я пошёл. И попал я, брате мой, не куда-нибудь, а в саму Дум Синрикё.
— Ого! Ничего себе! — удивился Чижов.
— Вот так вот, брате мой. Целых два года у них пробыл. Расскажу как-нибудь особо. Потом — зариновая атака в Токио. Естественно, я тогда, ёлть, сильно перепугался. Ничего ж такого не предполагалось, что в Японии теракт. О том, что человечество должно слышать благую весть о Сёку Асахара, это постоянно твердилось. Но одно дело — занятия по самосовершенствованию, избавление от алкоголизма и курения, от прочих вредных привычек, а другое дело — человеческие жизни. Да к тому же пошёл слух о том, что подобные акции готовятся в Москве и Санкт-Петербурге. Проще говоря, бежал я от них. Как колобок. И от бабушки, и от дедушки. И от пьянства ушёл, и от заумства ушёл. Дальше меня закатила нелёгкая в другую лузу. Замыслилось мне вернуться к религии предков — к христианству, к православию. Но гордыня держала и не пускала меня в храм Божий. И тут я снова по объявлению на столбе узнаю о некоей «истинной Христовой церкви четверичности божьей».