— Что за четверичности?
— Объясню. Всё как бы то же самое, что в обычном христианстве, только в Символе веры сильное изменение. Бог — не Троица, а — Четверица. Бог Отец, Бог Мать, Бог Сын и Бог Дух Святой.
— Ну тогда уж сразу бы надвое всех умножали! — воскликнул Чижов, совсем утратив дремоту. — Бог Отец, Бог Мать, Бог Сын, Бог Дочь, Бог Дух Святой и Бог Душа Святая! Какой только нечисти не появилось в демократическую эру!
— И не говори, брате мой, — согласился Вячеслав. — У четверичников я недолго пробыл, всего лишь пару месяцев. Там у них баба всем заправляла.
— Мария-Дэви, что ли?
— Нет, другая. Она себя называла Евангелистка Ева. Хотя я потом выяснил, что она каким-то образом была связана с Цвигуншей. Я, ёлть, собаку съел на всяческих сектах. Всё о них знаю. Могу книгу написать. Хочу только у Ридигера благословение взять на неё, если только окончательно выясню, что он не масон.
— Кто?
— Ридигер. Патриарх наш. Я покамест временю и в молитвах за него к Богу не обращаюсь, потому как может оказаться, что это наистрашнейший грех. Ведь за масонов молиться хуже, чем за самоубийц или наркоманов. Так что по поводу патриархической иерархии пусть отец Николай малость поприкусит язычок.
— И что же вы? После четверичников к правильной православной вере пришли или дальше колобок покатился?
— Дальше покатился. В колонию жаворонков. Не слыхали о такой?
— Слыхал. Точнее, читал. В газете «Бестия». Она, кстати, эта колония, не так уж и далеко отсюда расположена, на Валдае где-то. Погодите-ка, а не о ней ли говорила матушка, что есть какой-то Город Солнца?
— Конечно, о ней. Правда, сами жаворонки своё поселение так не называют.
— Ну да, я читал в «Бестии», что у них называется всё княжеством, во главе которого князь и княгиня. Так?
— И ещё отец-основатель. Ревякин. Он-то всё и придумал. Идея-то хорошая, да исполнение — дрянь. Если бы такую колонию на сугубо православной основе обустроить, тогда ещё б чего-нибудь вышло, ёлть, а то напихалось туда и жидов, и чернозобиков, и немчуры. И запахло экуменизмом, вонючим детищем масонства. Нет, Ридигер, что бы вы мне ни талдычили, — масон, он же самый наипервейший экуменист. Я в Жаворонках более полутора лет прожил и при случае тоже могу рассказать подробно. Сейчас нам просто отдохнуть надо, а потом — непременно расскажу. Так вот, заканчивая про жизнь свою, скажу только, что, уже сбежав от жаворонков, наконец-то я пришёл к Православию, признал Церковь, признал иерархию, признал священство и монашество. Перестал трубить на каждом углу, что все они из конторы глубинного бурения. Так и началось моё усовершенствование. Главное, я теперь не только не могу без отвращения смотреть на водку и курево, я даже, ёлть, испытываю чувство гадливости, когда вижу, допустим, пепельницу, рюмку, стакан — короче, всё, что связано с выпивкой и табаком Вот так вот, брате мой, вот так вот.
Он тяжело вздохнул, очистив душу, и умолк.
— Ну, хорошо, — сказал Чижов, сердясь, что Вячеслав не дал ему подремать, — а рот, глотка, лёгкие — они ведь тоже непосредственно участвуют в процессе курения и потребления алкоголя. Их что, по-вашему, тоже следует устранить, дабы не напоминали?
— Это демагогия, — спокойно отмахнулся Вячеслав.
Некоторое время они лежали молча. Бывший алкаш и сектант начал посапывать. Ну уж нет!
— Скажите, — громко произнёс Василий Васильевич.
— А? — встрепенулся тот.
— А вы сейчас из Жаворонков вернулись? Туда ездили?
— A-а, да, оттуда. Видите ли, брате, я ведь, когда убегал оттуда насовсем, то не успел, ёлть, обличить их в ихнем безбожии и разврате. Свально нагишом на рассвете и закате в реке купаются, в брачных отношениях свободу себе позволяют, отец-основатель собственные молитвы чинит, Яриле молится. Ну и много чего другого поганого у них там. И вот я решил сходить туда и крепко припечатать их словом Божьим. В среду отправился, дошёл до одной из близлежащих деревень и там остановился, стал готовиться духовно. А вчера вечером явился туда, ночевал у своих друзей-жаворонков, у скорняков. Скорняки — надёжные ребята, не то что строители у них там. Я в своё время ещё и из-за того ушёл оттуда, что со своими подельниками-строителями поругался. Они, как в сталинское время, друг за другом следят, кто поутру легко просыпается, а кого будить надо, и стучат отцу-основателю. А мне, когда проснусь, надо ещё минут пятнадцать полежать, потянуться. Что же в этом плохого? К рассвету я всё равно так и так вместе со всеми являлся, не опаздывал. Так нет же, они всё равно, ёлть, настучали на меня, что я по утрам не хочу вылезать из постели, якобы, ёлть, меня оттуда силком тащат. Сволочи! Главное, мужики такие работящие, в Москве ни одной такой бригады не сыщешь, а по натуре — гниды. Меня отец-основатель к себе вызвал и спрашивает: «Может быть, природа жаворонка вам чужда?» Я говорю ему: «А может, и у жаворонков бывают такие особи, которые любят в гнёздышке понежиться, прежде чем взлететь?» А он не в духе был и как рявкнет: «Запрещаю нежиться! Или оставьте княжество». Я ещё некоторое время, месяца полтора, оставался, но вижу — сволочи продолжают следить за мной, как я по утрам встаю. Плюнул и ушёл от них.