— Не занравилось?
— Точно. Не занравилось. А сегодня-то утром я встретился с отцом-основателем и обличил его. Если бы слышали, брате мой, как же я его, ёлть, крепко обличал! Он аж весь затрясся, забился, и стало его корчить, словно током било. Это было истинное торжество Православия! Я просто чувствовал, как из уст моих излетают громы и молнии. У него чуть волосы не воспламенились. Но тут в меня полетели камни, и я, осенив лжеучителя крестным знамением, вынужден был спасаться бегством. Если бы вы знали, брате мой, сколько сил отняло у меня это изобличение! Давайте отдохнём малость.
Чижову отдыхать уже совсем не хотелось.
— И всё же напрасно вы на батюшкину побелку борща так обозлились, — сказал он через пару минут.
— Я не обозлился, упаси Бог, разве можно христианину злиться? Да вы что! — мигом очнулся Вячеслав. — Никакой злобы, вот вам крест! Я отца Николая уважаю, в нём энергия сильная. Не замечали, что в округе зверьё стало увеличиваться в размерах?
— Заметил, — сказал Чижов, вспоминая гигантского леврика.
— Кротов видели?
— Кротов — нет, не видел.
— Они таких куч нарыли, я вас проведу показать. Вот такие кучищи! Можно себе представить, каковы сами кроты. Здесь и место исключительное. Не подмечали никогда, что тут как-то легче ходится? Идёшь, идёшь, и вот-вот, кажется, взлетишь. Не замечали?
— Замечал.
— Я узнавал у учёных. Они утверждают, что здесь ослабленная сила притяжения земли. Понимаете, о чём это свидетельствует?
— Ещё бы не понимать! А что, и вправду ослабленная?
— Что ж, я вам врать буду? Я вам до сих пор хоть одно слово неправды сказал, ёлть?
— Полагаю, ни единого.
— Вот именно. Здесь, я дерзаю утверждать, к небу ближе, чем в других местах. Отец Николай хитрый, знал, куда ехать поселиться. Но сам он, увы, далеко не безгрешный человек. Думаете, я из-за побелки борща так осерчал? Просто потому, что кроме этого в нём много земных привязанностей, от которых ему следовало бы отречься. К чему, скажем, это увлечение западной так называемой классической музыкой? Гендели, Моцарты эти? Кто такой был Моцарт? Кутила и развратник, помер неизвестно от чего. Обратно-таки, масоняра. А Гендель? Всю жизнь прожил при королевских харчах, не женился, с поваром сожительствовал.
— Это ж откуда такие сведения? — возмутился Чижов.
— Имеются, имеются сведения! — зло отвечал Вячеслав. — Ну, Бортнянского, допустим, я бы разрешил. Там, Рахманинов, ещё две-три-четыре фамилии. Хотя и наш Чайковский, ёлть, подкачал по части мальчиков. Вот и получается, что отец Николай на хорошем месте Чайковского и Генделя слушает, Вивальди, которого из священников выгнали за разврат. Здесь, в Закатах, чудес истинных стяжать можно, а отец Николай, ёлть...
— Знаете что! — возмутился Чижов. — Вы на отца Николая свою ёлть не возводите! Чудес ему не видано! Да покуда вы в свои Жаворонки закаканные ходили, тут знаете что случилось?
— Что тут такого могло случиться?
— А то... Вы собак видели?
— Во-во, ещё и собаки. Я говорю отцу Николаю: «Разве можно собаке давать человеческое имя Остап?» А он мне: «Остап — человеческое, а Остап Бендер — уже не человеческое». Фарисействует...
— Сами вы фарисействуете. Без году неделя в Православии, а уже всех рассудил! Да собак-то утром сегодня Полупятов закопал.
— Это за что ж он их так?
— А за то, что потравили их вчера вечером. А у батюшки на голове раны... Вы его спросили: «Что у вас с головой?» А он отшутился. А на самом-то деле, рассказать вам, что у него с головой?
— Расскажите... Я ж не знаю ничего, — уже не так самоуверенно пробормотал Вячеслав.
Чижов сел на кровати и подробно рассказал обо всём, что случилось накануне. Слушая, Вячеслав вздыхал, цокал языком и пару раз воскликнул: «Вот ёлть!» Чижов не утаил от своего слушателя и то, как они с отцом Николаем стояли на коленях пред дверьми храма. Когда он закончил своё повествование, Вячеслав долго не знал, что сказать, чем крыть. Видно, в душе его шла борьба. Наконец он заговорил: