— Да, ёлть! Жаль, что меня тут не было с вами. Может быть, Господь и сподобил бы поговорить с грабителями, наставить их на путь истинный. У меня не раз получалось самого отпетого негодяя обратить. По словам псалма: «Научу беззаконные путём Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся».
Чижов только фыркнул в ответ, не желая больше разговаривать с этим обличителем. А тот продолжал:
— И отец Николай мог бы вчера не выпустить их, а обратить ко Христу. Заставить раскаяться и превратиться из Савлов в Павлы. Но ему не надобно. Ладно уж, поскольку вижу, как вы против меня раздражены, открою вам одну страшную тайну.
— Какую ещё тайну?
Вячеслав встал, выглянул в окно, сказал:
— Девица какая-то приехала. По виду — городская. Гостья. Небось опять какая-нибудь поэтесса или певичка. Отец Николай их любит.
Отойдя от окна, он доверительно присел рядом с Василием Васильевичем и с болью в голосе произнёс:
— Отец Николай-то с Натальей Константиновной в грехе живёт.
— Как в грехе? — Чижова будто током ударило, как того отца-настоятеля, или основателя, который в Жаворонках.
— Увы, — тяжелейше вздохнул Вячеслав. — Невенчанные они. Он её у другого батюшки отбил и увёл.
— Да как же такое было возможно?
— Тот, другой батюшка, рукой махнул: «Пускай, — говорит, — живут, если любят друг друга».
— Да не может этого быть!
— Не верите? Спросите сами у отца Николая.
— И непременно спрошу. Если то, что вы говорите, правда, то это страшно, в голове не укладывается; это такое кощунство, что может пошатнуть иного нетвёрдо стоящего в вере. А если выяснится, что вы клевещете, то берегитесь — убью, не задумываясь!
— Ну и ну! До чего мы договорились! До угроз убийства! Да вы, брате мой, хоть осознаете, как вам следует каяться за сказанные только что слова? Вы хоть понимаете, что не только убийство, но даже угроза совершить убийство...
В следующий миг дверь распахнулась, и Чижов не поверил своим глазам; его жена Эллада стояла там, и вид у неё был растерянный, взволнованный, не оставляющий никаких сомнений — с ней что-то стряслось.
— Можно? — спросила она.
— Здравствуйте, — вежливо произнёс Вячеслав.
— Василий, можно с тобой побеседовать с глазу на глаз?
— Мне удалиться? — спросил Вячеслав.
— Нет, лучше мы прогуляемся, — сказала жена Чижова.
— Я сейчас, — пробормотал Василий Васильевич и принялся натягивать сапоги, чувствуя за собой какую-то ещё неведомую вину, и, может быть, оттого правый сапог никак не хотел налезать — нога припухла, что ли?
— Ух ты, а что это у вас в чехле? — спросил Вячеслав.
Тут Чижов краем глаза заметил, что за спиной у Лады висит чехол с двумя его эспадронами, оставшимися на память об уроках фехтовального искусства.
— Золото-бриллианты, — ответила Лада.
Наконец сапог налез, больно теранув пятку, Чижов встал и пошёл следом за женой, которая уже спускалась по ступенькам крыльца. Догнав её, он спросил:
— Что-нибудь случилось, Ладушка?
— Случилось, — тихо и страшно ответила она. — Пойдём вон туда, в лес.
— Что? Не томи! — взмолился Чижов, почему-то продолжая думать, что он в чём-то чудовищно провинился, хотя, сколько он ни гадал лихорадочно, никакого такого сокрушительного греха за собой не знал.
— Сейчас, сейчас... — ускоряя шаг, бормотала жена.
— Зачем ты привезла с собой эспадроны?
— Сейчас, сейчас...
Они дошли до дороги, перешли через неё, и под ногами зашуршала сухая трава, оволосатившая мягкую, пружинистую почву. То тут, то там виднелись кучи, какие обычно выпрастывают из-под земли кроты, но только кучи эти были необычайно большие, раза в три крупнее, нежели обычно. Не наврал Вячеслав про гигантских кротов. Неужто не наврал и про греховное сожительство отца Николая с Натальей Константиновной? Чижов рад был бы чем угодно пожертвовать, лишь бы только это оказалось клеветой.
— Так что же случилось, Лада?
Она остановилась на краю леса и повернулась к нему лицом. Глаза её выражали муку.
— Я тебе изменила, Чижов.
— Не понимаю. Когда? Как это могло случиться?.. А впрочем, я даже знаю, с кем. С Белокуровым?
— Да.
— Понятно. Ну ты даёшь, ёлть!
Василий зашагал вдоль леса, не понимая, убило ли его сообщение жены или только ударило. Он с ужасом понимал, что теперь почти равнодушно относится к происшедшему. Вчера, когда на него несколько раз накатывала ревность, когда вспоминалось, с каким необычайным увлечением Лада смотрит на Белокурова и слушает его озорные речи, — вчера уже всё и произошло, и он словно уже был осведомлён об измене жены задолго до её приезда и признания. А теперь это было не так больно. Теперь, как это ни странно, Василия Васильевича гораздо больше волновало, венчаны ли отец Николай и матушка Наталья.