— Прокофьич! Ты же сам всю жизнь набосо бреешься. Я и решил тебе приятное сделать, — смеялся Белокуров.
— Набосо... — проворчал отчим — Слово-то какое подобрал гадкое. Тебе набосо не идёт, с усами лучше.
— Взрастим новые. Ну-с, идёмте на княжеский обед.
— Интересно, чем сейчас князья угощают.
— А разве раньше ты, Прокофьич, у князей потчевался?
— Ну, в кино, в книгах там. А как же? Представление имею.
Дождавшись, когда Прокофьич в свою очередь умоется, побреется и принарядится, они отправились на четвёртый этаж, где в красиво убранной столовой их уже ждали княгиня Жаворонкова (как, бишь, её зовут-то?), её фрейлина (тоже имя выпало из памяти), Тетерин и отец-основатель (Владимир, а — ни отчества, ни фамилии...).
— А вот и мы-ы-ы! Простите, что заставили ждать, — бодро и громко объявил Белокуров, оглядывая стол, на котором стояли блюда с осетриной, сёмгой, икрой, заливным, пирожками, овощами, ещё чем-то, красивая посуда, большие бокалы из тёмно-синего стекла, которые поменьше — из темно-красного, отчего сразу припоминались утренние балахоны.
— Это мужчины, а это женщины, — сказал главный бестиарий, постучав вилкой по краешкам бокалов, но не успел пояснить своей наблюдательности, потому что раздался почти душераздирающий возглас княгини Жаворонковой:
— Боже! Что вы с собой сделали?!
— Не понял... Ах, усы?.. Да, вот так вот, — замурлыкал Белокуров. — Решил поменять имыдж. Похудеть, простите, за столь короткий срок не успел.
— Отвратительно! Просто отвратительно! — возмущалась княгиня. — Трудно даже подобрать сравнение, на кого вы сейчас похожи.
— Как раз легко, — возразил главный бестиарий. — Я стал ещё больше похож на отца-основателя.
— А, по-моему, даже меньше, — сказал палеоантрополог. — До этого казалось, что вы — это он, только без усов, а теперь...
— А теперь?
— А теперь — не он, хотя и без усов, — наконец, подобрал определение Тетерин.
Все расселись и приступили к еде. Слуга поинтересовался, кому что принести из питья.
— Апельсинового сока, — сказал отец-основатель.
— А нам с мальчиком молока, если есть, — попросил Прокофьич.
— Минералки, — заказал Тетерин.
— А мне пива, — попросил Белокуров, — поскольку за руль мне садиться.
— И мне пива, — приказала княгиня. — А вы что, собираетесь ехать?
— Да, намерены, — ответил главный бестиарий, поедая осетрину. — Сегодня ночью хотим встретить Пасху в одном сельском храме.
— Это правда? — почему-то спросила отца-основателя княгиня.
— Я не знаю, — пожал плечами тот.
— Превосходный священник, старинный храм, — говорил Белокуров, кладя себе в тарелку заливное. — Никакой московской суеты, мало народу, на рассвете — разговенье... Которое для нас, впрочем, ничего не значит, ибо мы не постились.
— Разве вы видите на столе мясное? — хмыкнула княгиня.
— Не вижу, но в Великий пост, ваше высочество, на столе не должно быть не только мясного, но и рыбного и молочного, только овощи и постные каши, — просветил Белокуров и с удовольствием прикончил кусок заливного судака.
— Пасха в деревенском храме... — мечтательно произнесла княгиня. — Мы поедем с вами! Такова будет моя княжеская воля! И там, в скромной обстановке, заставим отца-основателя повенчаться со своей невестой, от которой он отказывается.
— Екатерина Петровна! — вспыхнула фрейлина. — Я же просила!
— Ничего не желаю слушать, — возразила княгиня, имя которой вновь стало известно Белокурову. — Представьте себе, соблазнил девушку, назначил свадьбу, которая должна завтра состояться, и в самый последний момент подколесинствует.
— Прекрасно сказано! — легонько похлопал в ладоши Белокуров.
— Но ведь действительно ведёт себя, как Подколёсин! — возмущённо продолжала княгиня. — Господа, скажите ему, что так не делается.
— Господа все в Париже, — заметил Белокуров голосом Шарикова из своего любимейшего фильма. — Товарищ княгиня, должен вас огорчить тем, что в Светлое Христово Воскресение браки не совершаются, так что, при всём желании спасти честь девушки, мы не сможем завтра никого обвенчать, а сегодня уже поздно. Да и сегодня не венчают — пост ещё не кончился. Насколько мне ведомо, первые венчания совершаются в первое воскресенье после Пасхи. Так называемая Красная Горка или Антипасха.
— Каковы познания! — усмехнулась княгиня.
— Всё-таки, как-никак, а я — главный редактор газеты, защищающей интересы православных русских.
— Я заметила, что ваша газета из этих... Как говорится, по другую сторону баррикад.
— Никаких баррикад после девяносто третьего года нет, — возразил Белокуров. — Одни барракуды остались. А вы, ваше высочество, оба раза за Ельцина голосовали?