Ещё он думал о так называемой княгине Жаворонковой. Что за странное существо? С виду — красавица, нарядная, холёная, а что внутри у неё? А сцена в конюшне? Разве там не произошло открытие этой зловонной чакры, когда из прелестных уст потекла отвратительная брань на бедного конюха, не сумевшего уберечь любимую лошадёнку от хромоты? Сколько длилась эта сцена? Минут пять-шесть, не больше. Но вполне достаточно, чтобы почувствовать запах нутра этой женщины. Открылось и закрылось, и вновь — на поверхности всё очаровательно и прелестно, красивая брюнетка восточного типа. Может быть, обычно тут принято в подобных случаях сечь провинившегося работника — плотника, конюха, землепашца? Обычно принято, а на сей раз простили ради гостей?
И потом, когда она вошла в парилку. Что это за танец Саломеи она затеяла? Кого хотела соблазнить? Только ли Белокурова, которого откровенно охмуряла с первых же минут встречи и знакомства? А может быть, всех? всё человечество? Желая весь мир затащить в своё княжество, превратить в своих подданных, а потом властвовать вволюшку, распекать, казнить, миловать. Кого выберу — к себе в постель, а другого — пороть на конюшню!
Тетерин понимал, что ему понравилось бить по головам. Всю жизнь он трепетно занимался черепами, и вот настало время эти черепа крушить. Время собирать и время проламывать, время изучать и время изобличать, время знать и время «век бы не знать!» Руки чесались, до того хотелось ещё разбить что-нибудь тяжёлое о чью-нибудь пустую и вредную головёнку. По первости он выбрал в качестве жертвы отца-основателя — птичью ипостась ченосца, этакого чаворонка. Но постепенно кандидатура Владимира Георгиевича засохла и отпала, после того как кликушеского вида изобличитель щербатым своим ртом проклял чаворонка. Он только одно не швырнул в лицо Ревякину. Оно само собой напрашивалось. Это не княжество Жаворонки. Это княжество Ч-воронки. Воронки Ч, из которой вытекло вонючее извержение. Вот что надо было сказать отцу основателю. Но ещё представится случай.
Перестав считать Ревякина своим избранником, Тетерин сосредоточился на кандидатуре княгини Чеворонкиной. Женщин, конечно, бить по голове тяжёлыми предметами нехорошо. Но женщина ли она, вот в чём вопрос! И сей вопрос требовал изучения. Женщин Сергей Михайлович, несмотря ни на что, любил. Но любить носительниц чакр — увольте!
— А на себя-то посмотри! — сказал он вдруг самому себе, в последний раз перед уходом взглянув в зеркало. — Мать честная!
Он не напрасно помянул мать. Только теперь он вдруг отчётливо увидел, как была права милая Людмила Петровна, обвиняя его в злостной мохнорылости. Доселе он был убеждён, что мохнорылость ему очень к лицу, что она придаёт ему солидности, благополучия, этакого чуть небрежного знания цен мира сего. Теперь же он видел перед собой именно мохнорылого. И ничего больше. И от этого мохнорылого разило серой. Бедная Людмила Петровна! Как она, должно быть, страдала. Тележурналист Сергей Черкизов был эталоном мохнорылости. Его Людмила Петровна ненавидела больше всех. Во-первых, за то, что он самым ранним из чертей вылезал на экран телевизора поутру. Во-вторых, потому что от него даже с телеэкрана разило сивушным перегаром ненависти к стране, которую Людмила Петровна обожала каждой клеточкой своего существа. И в-третьих, потому что его лицо собрало в себе как бы все лица ненавистников России. Из этого лица можно было при умении выуживать и выуживать лица всех Горбачёвых, Гайдаров, Сергеев Ковалёвых, Явлинских, грачёвых-мерседесов, Чубайсов, Немцовых, берёзовских, Гусинских и всех прочих, прочих, прочих, заклеймённых проклятием газеты «Завтра», во главе с атаманом, которого Людмила Петровна называла кровавым клоуном.
Наконец, она ненавидела утреннего телебеса ещё и за то, что её собственный сын, тоже Сергей, стал отращивать такую же мохнорылость на родном ей лице.
— Нет, нет, с этим надо покончить! — прорычал Сергей Михайлович, стоя перед зеркалом в предоставленных ему апартаментах во дворце князя Жаворонкова. Он хотел прямо сейчас затратить время на уничтожение мохнорылой поросли, но вспомнил, что при нём нет никаких бритвенных приборов. И к тому же, если сейчас всё сбрить, а потом начать отращивать нормальную бороду, то этой бороде волей-неволей придётся пройти через стадию мохнорылости. Тогда зачем сбривать? А действительно, зачем сбривать, если Сергей Михайлович решил не безусым и безбородым жить дальше, а как раз наоборот — усатым и бородатым.