Александр открыл глаза. В двух метрах над крышкой рояля висел паук и шевелил всеми парами своих лап.
«Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь».
Рояль вызывал неприязнь. Он был похож на старую собаку, от которой уже нет толку, но которая слишком дорого стоила, будучи щенком.
– При чем здесь Екклесиаст?! – раздраженно буркнул музыкант, чувствуя, что теряет нить размышлений, рождавших уверенность в уникальности избранного им пути, божественном начале в себе.
Но то ли из-за усталости, то ли из-за незрелости, мысль таяла, растворялась в накатывающемся на Александра новом осеннем сыром рассвете. Рассвете, несшем новый день. Тошнота прошла. Сердце успокоилось. Пальцы перестали дрожать.
***
Прохожие шли непрерывным потоком. Причем шли почему-то все навстречу Александру. Его старая привычка заглядывать в лица прохожих и разгадывать их мысли сегодня превратилась в навязчивую идею. Он не мог пропустить ни одного человека, с которым встречался на улице. Но еще более странным показалось ему то, что все эти лица просили о помощи. Просили его. Лично. Не оставляя никакой надежды на ошибку. Их мольба была столь мощна и глубока, что в какую-то секунду Александр чуть было не спросил у одного из прохожих, чем он сможет помочь.
Сперва это казалось блажью, наследием дурного сна. Но чем больше он обращал внимание на бьющуюся в подсознании тревогу, тем отчетливее ощущал страх за всех тех, кто шел ему навстречу.
«Да что это они все? Сговорились, что ли? – думал Александр. – Нет, я просто схожу с ума. Тоже мне, боженька, спаситель душ человеческих. Совсем рехнулся. Пора возвращаться в Лозанну и приниматься за работу».
Увы, с каждым встречным чувство опасности росло. Все жители Вены думали об одном. О грядущем. И грядущее пугало.
Александр заставил себя остановиться и закрыть глаза. Так он простоял несколько секунд. Успокоившись, он обнаружил, что стоит под афишей того злополучного кинематографа, с которого вчера и начался очередной приступ ужаса.
– Стал как столб посреди дороги, – захрипел за спиной Александра уже знакомый голос, – всюду русские. Совсем обнаглели.
Музыкант опешил. Показалось, что сейчас его ударят топором по затылку. Он резко обернулся. Кряхтя и охая, его обходила давешняя старуха.
– Что за черт! – не сдержался Александр.
Старуха остановилась, крякнула, услышав ругательство, внимательно посмотрела в лицо Александра совершенно не старческими глазами, вынула из сумочки пистолет и выстрелила в голову музыканта. Пуля ударила в лоб. Запахло порохом и свежей кровью…
***
Перед креслом стояла Анна.
– Вы меня звали?
– Я? – Александр начал приходить в себя.
– Вам плохо?
– Что? Ах, нет, ничего. Нормально.
– Вы меня звали? – повторила девушка.
– Да. Что вы делаете сегодня ночью?
Анна пожала плечами.
– Приходите ко мне.
– Во сколько? – невозмутимо спросила горничная.
– Как освободитесь.
– Хорошо, – сказала Анна и вышла за дверь.
Три часа кряду он не мог найти себе места. Ночь перепуталась с днем, сон с явью, и этот конгломерат вызывал лихорадку. Где-то под сердцем ежилась тоска, потихоньку переходящая в боль. Хотелось спать. Но спать было страшно. Какая-то особенная тревога, предчувствие, упорно ковырявшее нутро. Что-то надо было делать.
Одевшись, Александр спустился вниз и попросил мадам Рауш позаботиться об обратном билете для него на послезавтра.
– Может быть, еще побудете? – предложила хозяйка.
– Нет, – сухо ответил Александр и вышел на улицу.
Солнце спряталось. Зрел дождь.
Неизвестно почему, музыкант решил, что надо идти на площадь Героев. «Там уютное кафе, – думал он, оправдываясь перед самим собой. – Посижу, успокоюсь». Отметив для себя полную нелепость этого объяснения, он все-таки пошел уже знакомым маршрутом.
Афиша «Коварства и любви» сменилась афишей «Второго любовника», однако это ничуть не ободрило молодого человека. Он уверенно шел к площади Героев, не замечая даже того, что улицы Вены опустели. Вот уже минут десять он не встречал на своем пути ни одного человека. Впрочем, странного ничего в этом не было. Городу предстоял дождь, и горожане не желали мокнуть… Последний дождь на Земле.