— Нет, на каком основании? У меня через два часа самолет, меня там девушка ждет в аэропорту!
— Девушка? Ай-яй-яй! А как же жена? Она так мило махала вам с балкона.
Инюков аж всплеснул своими скованными наручниками руками.
— Какое ваше дело с кем я еду в Испанию, с женой или не с женой!? Это что ж теперь, наказуемое преступление?
— Это нет. Мы предъявим вам другое обвинение…
В это время его тронул за руку Астафьев.
— Миша, останови «Газель», надо поговорить.
Они выбрались наружу, и, закрыв за комитетчиком дверь, Юрий сообщил Бульдогу: — Это не он.
Тот опешил.
— Как это не он? Сам же говорил, что все сходится.
— А вот так. Сходится по анкетам, но не сходиться по сути. Помнишь, я говорил, что я запомнил у того парня в госпитале только руки?
— Ну?
— Так вот — это не его руки. У этого на запястье татуировка — раз. Второе, у того они были такие, музыкальные, с длинными пальцами. А у этого обрубки какие-то — два. И, главное — у него на правой руке нет двух фаланг на среднем пальце. Я эту руку видел вот как тебя сейчас, в сантиметрах от лица. У Сапсана все фаланги были на месте.
После такого расклада Бульдогу нечего было сказать, кроме цветистой матершины. Потом он закурил, и спросил: — И что же нам делать?
— Не знаю. Но это точно не он. Надо попробовать его допросить сейчас, может, он скажет что-то про двух своих однополчан.
— Сухорученко и Авдонова?
— Да.
— Хорошо, попробуем.
Они забрались в «Газель», микроавтобус тронулся, и Миша начал выжимать из задержанного всю возможную информацию.
— Михаил Георгиевич, где вы были вчера с восьми вечера до трех утра?
Тот, наконец, остановив кровь, начал вспоминать.
— Как где, на работе. Как вы, наверное, знаете, работа у меня ночная, я управляющий казино.
— Да, это верно, но ваши подчиненные говорят, что вы уехали в восемь, и вернулись в три ночи.
Инютин сморщился.
— Вот сучки продажные! Никто и не прикроет. Хорошо, я скажу. Криминала там никакого нет. Я был у любовницы.
— Кто она, сможет она подтвердить ваши показания?
— Да, может, наверное. Она у меня крупье работает, в ту ночь у ней был выходной, вот я к ней и завалился.
— Это с ней вы собирались ехать в Испанию?
— Да, такой кайф мне обломили!
— Хорошо, если все именно так, как вы говорите. Теперь такой вопрос: вы знаете таких же как вы бывших офицеров: Валерия Сухорученко и Николая Авдонова?
— Конечно знаю. Я их и там встречал, в Чечне, и тут часто видимся.
— А поподробней? — попросил Юрий. — Вы ведь служили в разных частях.
— Да, но гарнизоном стояли в одном месте. С Колькой я там еще сдружился, а Сухорученко видел просто, с месяц мы тогда бок о бок с десантурой терлись. Потом мне вот палец осколком оторвало, и я в госпиталь загремел. В Пейнт-клубе тут уже встретились, смотрю — знакомое лицо. Начал расспрашивать, что и как — оказалось, свой, земеля.
— У вас там был позывной Сокол? — спросил Юрий.
— Ну да.
— А у кого был позывной Сапсан?
Инютин пожал плечами.
— Не помню такого. Может, позже. Или раньше.
Они приехали в управление, провели задержанного в кабинет. В это самое время в аэропорту заканчивалась посадка рейса на Мадрид. Высокая девушка с длинными черными волосами не выпускала из рук мобильник. Судя по ее красивому, но сейчас рассерженному лицу, что-то у ней не получалось. Еще десять минут, и Олеся бы решила, что ее Испания обломилась. Но тут ее под руку взял высокий, пожилой уже человек с благообразной сединой. Он давно уже наблюдал за этой красивой девушкой.
— Простите, девушка, я вижу, у вас проблемы. Не могу я вам чем-нибудь помочь?
У Олеси даже слезы брызнули фонтаном.
— Как?! Человек, с которым я должна была лететь в Испанию, не приехал. Телефон его не отвечает. Один раз покатило такое счастье побывать в загранке, и то обломилось.
— Да, это не хорошо со стороны вашего кавалера. Скажите, а билет у вас на руках?
— Да.
— Ну, тогда в чем дело? Поедемте в Испанию со мной. Я в Барселону по делам на две недели, а вы можете пока пожить рядом, в соседнем номере. Расходы я беру на себя.
Девушка бросила на старика испытывающий взгляд. Он был староват, но костюм, часы, запонки и дипломат — все было высшего класса. А уж она то, как крупье, в этом разбиралась.
— Хорошо, я согласна.
— Ну и прекрасно. Пойдемте на посадку.
Уже у самого трапа Олеся назло всем выключила свой мобильник, так что звонок Миши-Бульдога относительно алиби Инюкова не достиг своей цели.
А допрос Инюкова продолжался.
— А Кануева вы знали? — спросил Астафьев.
— Кого?
— Валерий Кануев, из морской пехоты, он был в том же году что и вы в Ведено, с октября по март.
— Нет. Я же в сентябре получил тот осколок.
— А Авдонов мог его знать?
Инюков задумался.
— Кольку вывели в ноябре, так что, могли там и встречаться.
Астафьев хотел задать ему еще какой-то вопрос, но тут его мобильник заиграл мелодию Мендельсона. Звонил Юдин.
— Да, Миша.
— Юрий Андреевич, к вашим этим банкирам не подберешься. Но есть одна фишка. Один из них буквально сейчас переводит все свои активы в Англию.
— Сейчас?!
— Да.
— И кто это?
— Сухорученко.
ГЛАВА 44
Через полчаса они стояли перед дверью квартиры Валерия Сухорученко. Это была стандартная дверь, железная, с тремя замками. На требовательные звонки Астафьева никто не открывал, да и не было похоже, что кто-то там вообще есть живой. Это подтвердила соседка Валерия, молодая женщина с маленьким ребенком, возвращающаяся с прогулки.
— Вы к Валерию? А он только что уехал.
Юрий удивился. Группа наблюдения уверила их, что объект по-прежнему в квартире, никуда не выходил, не звонил.
— Давно он уехал?
— Да, минут десять как. Мы шли через соседний двор, смотрим, он в машину садится.
— На чем он уехал?
— На своей машине, у него такой бежевый «Хондай».
Тут же эти данные были переданы в управление, а потом "Хондай"-Соната с номером три тройки, была объявлена в перехват. К этому времени с двенадцатого этажа спустился один из группы наблюдения.
— Через чердак ушел, там замок открыт, и керамзит на площадку вывалился.
Группе захвата оказалось легче проникнуть в квартиру Сухорученко со стороны окна, чем ломать массивные двери. Как оказалось, это был удачный ход, так как со стороны двери была привязан адский набор из толовой шашки, запала от гранаты, и канистра с бензином. Все это было подвязано к электронному таймеру, и до взрыва оставалось всего пятнадцать минут. Если бы дверь не начали ломать в течение часа, то все равно взрыв и пожар были бы неминуемы. На обезвреживание всего этого добра ушел час, и только потом Астафьев вошел в квартиру отставного лейтенанта. Он сразу прошел в комнату, посмотрел на рабочий стол Сухорученко. На нем все было в идеальном порядке — органайзер по центру, справа чистая бумага, по центру ноутбук. Да и в самой комнате не было никакого беспорядка, хотя хозяин собирался в большой спешке.
— Это Сапсан, — вслух сказал Астафьев. — Заберите ноутбук, и все бумаги. Обыщите квартиру на предмет документов и оружия.
— А на кухне целая лаборатория по изготавлению ядов, — сказал один из оперов. — Там такие книги по химии, я и не знал, что бывают такие.
На всякий случай задержали, и вежливо попросили проехать с ними и третьего подозреваемого, Авдонова. Тот неожиданно признался, что знал по Чечне не только Сухорученко, но и Кануева. К тому же он припомнил, как Валерий Сухорученко как-то восхищался сапсанами.
— Мы тогда выехали вниз с гор, в равнину, и там летало несколько хищников, орлы там всякие, соколы. И вот он сказал, что сапсан из всех них самый быстрый. Разгоняется там до какой-то дикой скорости, на лету прямо долбит жертву, и все. Один удар — и готово.