— Лера, — спросила Соня, — а куда ты утром ходила?
— На луг, дерун только по утрам распускается. По цветам его легче узнать. Я как проснулась, так и побежала поглядеть, чтобы успеть с вами пойти.
— А-а-а, нашла? — опять спросила Соня.
— Нет, похоже, его здесь нет, — равнодушно ответила Лера. — А у нас будет что-то поесть?
— Конечно, — обрадовалась Соня, — давайте за стол.
Они уселись за импровизированный стол под навесом. Сережа и Женя сняли с костра котел с кашей и водрузили его на стол, через минуту дружно зазвенели ложки о котелок.
— Лера, а между прочим, здесь тоже прекрасные луга, — сказал Женя, — вы можете здесь поискать свой загадочный дерун.
— Спасибо, Женя, я так и сделаю.
Пять дней прошло с того времени, как Соня уехала из дома. У мамы, наверное, уже удар. Она либо объявила всесоюзный розыск, либо уже заказывает похороны. Необходимо срочно ей позвонить.
Именно поэтому ехала Соня в машине с Евгением до ближайшего телефона. Вернее, она ехала с Евгением в райцентр, потому что ближайший телефон был только там.
Соню уже сутки грызла совесть, как говорила Рита, «ее колбасило». Она на сенсорном уровне ощущала, как тревожится мама. И сколько ни уговаривали ее подруги перестать волноваться, она волновалась все больше и больше. И непонятно было, что беспокоит ее сильней — то ли ощущение того, что волнуется мама, то ли ее собственное волнение за маму.
Поэтому, как только вчера вечером Женя объявил, что ему нужно поехать в лесхоз, она не сомневалась ни минуты. Долго уговаривать Женю не пришлось, он понял все с полувзгляда. И в ответ на ее просьбу коротко кивнул в знак согласия.
В первые минуты поездки Соня пыталась завести разговор, но Женя лишь коротко отвечал на ее вопросы и снова замолкал. Разговор не получился. Соня тоже замолчала и отвернулась. Мысленно она возвращалась к тем чудесным трем дням, которые они провели на Серебряном озере.
Супруги Татищевы и Лера остались там и сейчас. Решено было остаток отпуска провести на озере. Изыскательский порыв иссяк почти у всех, искорки иногда вспыхивали у Риты, но и те гасли под всеобщим напором.
Вход в подземелье мужчины заколотили с обеих сторон и поставили упреждающие таблички, которые написать поручили Соне. А как только в руках у Сони оказался карандаш, в ней проснулся старый, почти уснувший инстинкт художницы. Когда-то давно она училась в художественной школе, любила иногда порисовать, затем тяга к рисованию привела ее в архитектурный техникум. Но заниженная самооценка и слишком спокойный характер не позволили ей добиться чего-то значительного, и рисование оставалось лишь увлечением.
На озере Соня в основном возилась у костра. На нее, как этого и следовало ожидать, возложили обязанности шеф-повара. И только накормив всех, вымыв посуду, она шла на озеро, доставала блокнот и карандаш и рисовала закаты, деревья, чаек, рисовала развалины усадьбы, рисовала подземные ходы. Она делала и бытовые зарисовки: вот Сережа стоит с удочкой на берегу, а вот Женя копается в машине. Лера сидит на камне, как русалка с распущенными волосами. И только Риту она нарисовала всего один раз, по памяти, ее впечатлили испуганные глаза подруги во время обвала в подземелье.
Голос к Рите вернулся вместе с уверенностью в себе, страх прошел окончательно, и теперь она снова была прежняя Ритка — быстрая, шустрая, веселая, — воробей, одним словом. Она, практически не умея ничего делать сама, пыталась помогать всем, и в основном советами. Она помогала и Лере искать травы на поляне и в лесу, ползая на коленках, то и дело вскрикивая:
— Лерка, я нашла дерун-траву, — вскакивала и неслась к Лере показывать какую-нибудь былинку. В ответ получала нелестные высказывания о своих умственных способностях и выслушивала лекцию о травах. После чего снова ныряла в разнотравье, а минут через пять все повторялось сначала. Часа через полтора такого общения терпение Леры иссякало окончательно, и она прогоняла надоедливого «воробья».
Мужчины старались проводить время вместе, они либо уплывали на середину озера на резиновой лодке, либо уходили в лес. «Помочь» им у Риты не было никакой возможности.
Тогда Рита шла помогать Соне, но и тут у нее все падало из рук, рвалось и ломалось. Соня терпела ее дольше Леры, но кончалось это всегда одинаково:
— Марго, ты просто сядь и расскажи мне что-нибудь.
Риту уговаривать долго не приходилось, она садилась на скамейку и пускалась в длинные, путаные рассуждения о том, где бы еще мог быть зарыт клад.
Соня терпеливо выслушивала Риту, стараясь поменьше обращать внимания на ее умозаключения, но не забывая при этом гмыкать, гукать и мукать. Но иногда в общем потоке Ритиных размышлений проскакивали мысли, которые оседали и в Сониной голове: