— Дядя Лева, а ты совсем-совсем не помнишь того мальчика?
Он поворачивается к ней, чуть сдвигая в недоумении брови.
— Какого мальчика, Сонь?
Понимаю, что должна вмешаться, что-то сказать, отвлечь, но не могу выдавить ни слова. Зато дочь с готовностью поясняет:
— В твоем альбоме. Там, где велосипед и котенок.
Мужчина хмурится сильнее, переводя вопросительный взгляд на меня. Потом снова смотрит на Соню.
— А почему… ты спрашиваешь?
Его голос звучит как-то странно, с надломом, и я осознаю, что опоздала с объяснениями. Потому что Сонечка опять выдает, не мешкая ни мгновенья:
— Потому что он мой папа, и я хочу его найти!
Невельский молчит, озадаченно рассматривая Соню, а потом медленно поворачивается ко мне. Смотрит с недоумением. Конечно, он ничего не понял. Скорее всего, даже не связал странное дочкино заявление с собственным прошлым, потому что предположить подобные повороты судьбы попросту невозможно.
Но теперь у меня точно не выйдет промолчать. И придумать какую-то отговорку не получится. Придется рассказывать, но как же страшно это делать!
Но сначала надо найти какое-то внятное объяснение для Сони, уж ей раскрывать правду я точно не стану. По крайней мере, не теперь.
Выдавливаю ответную улыбку, прекрасно понимая, что она кривая и совершенно не искренняя. Но на другую нет сил. Смотрю в серьезные, вопрошающие глаза и начинаю быстро говорить:
— Сонечка увидела в вашем альбоме фотографию… похожую на детский снимок ее отца. Вот и подумала, что вы с ним знакомы. Жаль, конечно, что у вас не получилось вспомнить, но в этом нет ничего странного… Все же было давно, и дети с тех снимков повырастали и изменились…
— Мамочка, не похожую! Эта такая же фотография, как у нас. И мальчик тот же самый! — немедленно вмешивается в разговор моя дочь.
— Конечно, родная, — я вроде бы отвечаю ей, а сама умоляюще смотрю на сидящего напротив мужчину. Он должен мне подыграть! Хотя бы не ляпнуть прямо сейчас, кто именно изображен на том снимке.
— Так ты не помнишь? — малышка дергает его за рукав и смотрит с такой надеждой, что у меня внутри все обрывается. Как же подло с моей стороны вот так откровенно обманывать собственного ребенка…
Невельский сдвигает брови и о чем-то думает. Переводит взгляд от меня на Сонечку и обратно. И молчит. Долго. И лишь когда дочка обиженно надувает губки, делает резкий выдох.
— Сонь, это и правда было давно. Больше тридцати лет назад.
— Ого! — ее глазки расширяются от ужаса. Еще бы, такой временной срок в сознании ребенка кажется чем-то запредельным. Я ведь и сама в ее возрасте считала 30-летних жуткими стариками. А тут выходит даже больше. Но так хотя бы понятно, почему за столько лет у дяди Левы не сохранилось в памяти имя того мальчика.
— Малыш, а давай купим пирожных домой и пойдем прогуляемся? Ты же хотела зайти на площадку.
На мое предложение дочка обрадованно кивает, а я смотрю на своего начальника с немой благодарностью. Здесь все равно бы не вышло разговора по душам, а пока Соня будет кататься на горке, я смогу попытаться ответить на его вопросы. То, что их у мужчины предостаточно, нет никаких сомнений: слишком задумчиво и внимательно он рассматривает то меня, то Сонечку.
— Спасибо вам… — произношу уже вслух четверть часа спустя, когда мы останавливаемся на детской площадке перед моим домом. Соня убегает на качели, а я решаюсь поднять глаза на стоящего рядом Невельского.
— Не за что, — его голос звучит слишком серьезно. — Я мало что понял, но очень хотел бы услышать пояснение.
Я киваю, пытаясь побороть нарастающее волнение.
— Не знаю, как начать. Вообще не представляю, как говорят о таких вещах.
— Все настолько серьезно? — он хмурится. — Это не мое дело, но раз уж мы заговорили… Вы не замужем? Соня растет без отца?
Я снова киваю.
— Мы с мужем развелись… давно. Еще до ее рождения.
И даже до зачатия…
— Сожалею, — его лицо мрачнеет. — То есть они никогда не встречались? Что же, это объясняет желание девочки найти отца.
Он так ничего и не понял. Даже не заподозрил, кажется. И от этого становится совсем тоскливо: я еще бы могла что-то придумать, выкрутиться, но тогда ни за что себе этого не прощу. И в глаза ему смотреть больше не смогу, если не скажу все, как есть.
— Да, все, что у нее есть от отца, — это та фотография, — отвожу взгляд, рассматривая, как заливисто смеется малышка, раскачиваясь на качелях.