Помни, многих моих коллег на том засыпали. Особенно часто проделывали это те, кто подвергался нашим ревизиям. Они буквально подсылали к нам женщин, навязывали угощенья, чтобы скомпрометировать ревизоров, подвергнуть сомнению результаты их работы. Много бед и неприятностей пережито. К сожалению, не все смогли устоять против дармового роскошного застолья или какой-нибудь голоногой милашки. А расплатились именем, должностью, авторитетом, и причем навсегда!
Ревизором принимают на работу только один раз. Увольняют — тоже! У нас нет скидок на молодость. У нас не прощают. Ревизор должен быть непорочен, как дитя, чист, как первый снег, прозрачен, как хрусталь. Иное — не приемлемо. Если тебя наши требования не устраивают или ты сомневаешься в своих силах, скажи это сейчас, пока не поздно. Хотя ты мой сын, я не позволю тебе порочить наше имя. Ты пойдешь работать куда угодно, но не ревизором! У нас нет слабостей и похоти. Решай это теперь! Сейчас! И, дав слово, помни, ты обязан держать его до конца жизни! Я — твой отец! Потому за твои ошибки спросится и с меня. Я дал тебе время для веселья. Теперь оно кончилось…
Анатолий раздумывал недолго… Он отказался от свидания и пошел на работу под начало отца.
Среди ревизоров управления лишь двое парней были его ровесниками. Остальные много старше. Были и женщины. Глядя на большинство из них, не верилось, что когда-то они были детьми, а потом и юными, нежными созданьями, способными любить, отвечать взаимностью на чьи-то чувства, рожать детей. Он тосковал по своим друзьям, временным подружкам, считал свою работу каторжной.
Но однажды они всем управлением выехали в лес на пикник, подальше от людей, от чужих глаз. Анатолий долго отказывался от этой поездки. Признался отцу, что ему на работе осточертели постные физиономии коллег, а убивать с ними еще и выходной он вовсе не намерен. Отец тогда рассмеялся и велел сыну побыстрее собраться.
Каково же было изумление парня, когда он увидел своих коллег в спортивных костюмах, в обычных футболках и домашних штанах. Женщины — в цветастых ситцевых кофтах переговаривались, смеясь, шутили. Они быстро накрыли стол прямо на лужайке. Все словно запамятовали отчества друг друга, отбросили привычный тон, стали очень понятными, теплыми и сердечными. В глазах искры смеха. С губ — частушки и песни. Откуда-то появилась гитара. На ней умели играть многие…
Эти, совсем взрослые, пожилые люди беззаботно веселились и походили на детей, удравших в лес от строгих родителей и взыскательного, придирчивого окружения. Полнотелая Римма Николаевна в обтягивающем трико и простой короткой кофте отплясывала твист с сухим, как сучок, Иваном Сергеевичем. Тот забыл о возрасте, крутился на одной ноге вокруг партнерши, светился улыбкой. Кто поверил бы, что этим людям далеко за пятьдесят. Анатолий поневоле вспомнил своих сверстников. В сравнении с сегодняшними коллегами скорее они походили на стариков. Вот отец — достал магнитолу, и теперь его не узнать. Крутится вихрем в пляске с тощей, как метла, Раисой Фадеевной. А какие частушки поют! Толик хохотал до боли в животе.
Ему тоже не дали засидеться. Сорвали с места, втянули в общий круг. Он танцевал и пел. Он снова сидел у костра. На плече рука коллеги — Александры Юрьевны. У нее синие-синие глаза, самая добрая на свете улыбка. Видно, она была лучшей девушкой в городе. Ее и теперь зовут Сашенькой. Женщина тихо рассказала Анатолию свою историю:
— Двадцать семь лет прошло с тех пор. Я мечтала об авиации. Уж и не знаю, с чего эта блажь влезла в голову. сколько сил и времени угробила, чтобы добиться своего, но меня не взяли. И тогда я стала парашютисткой. Клуб такой был в городе. Вот и решила своего добиться. Но не в лоб, а с тыла мечту ухватить за крыло. Хотела набрать побольше прыжков. Это открыло бы путь в училище.
Но на двадцать седьмом — не раскрылся парашют. И я целый год провалялась в гипсе. Вся в переломах. Может, оттого поумнела и решила забыть о небе. Оно меня не признало и не приняло. Скинуло задницей на землю. Да так, что я целый год самостоятельно в туалет сходить не могла. В собственной глупости убеждаешься всегда запоздало.
Еще в гипсе стала готовиться к поступлению в финансово-экономический. И почему сразу туда не пошла? Но это сожаление возникло позже. И ты не кисни среди нас! На работе нам нельзя быть иными. Ограничен круг друзей. Но когда появляется возможность малейшей отдушины, мы снова становимся самими собой, обычными людьми. И ты скоро перестанешь жалеть, что работаешь с нами…