Руководителем «промпартии» объявили профессора Леонида Константиновича Рамзина. Известие о раскрытие «промпартии» всколыхнуло всю партийную и советскую общественность: так это они, вредители, создали трудности в нашей стране! Они, только они, в тяжелой промышленности, на транспорте, на стройках исхитрились создать диспропорцию между отраслями народного хозяйства, стремились омертвить капиталы, сорвать индустриализацию страны!.. Вредительские группы готовили диверсии на фабриках, заводах и на транспорте!.. Читатели, участники митингов верили, верили…
Кто же такой он, профессор Рамзин? Из сохранившейся автобиографии узнаем, что Леонид Константинович родился в селе Сосновке Тамбовской губернии, русский, отец и мать были учителями там же, в Сосновке под Моршанском. Окончил Тамбовскую гимназию с золотой медалью, а в 1914 году также с отличием окончил МВТУ, был оставлен аспирантом на кафедре теплотехники, вел работы в лаборатории паровых турбин. В общем, стал выдающемся специалистом. А в 1920 году его избрали (!) профессором. Он был и членом комиссии ГОЭРЛО, и членом Госплана СССР, а с 1927 года – член ВСНХ СССР.
В одном из судебных заседаний подсудимый Рамзин обрисовал «свою» организацию как весьма конспиративную. Тут и система обособленных связей по цепочке, никто ничего не знал друг о друге: контакт только через верховные звенья. Но и в одной и той же цепочке высшее звено не имело контакта со звеньями периферии… Центр «промпартии» состоял из пятидесяти человек, непосредственно к центру примыкали еще пятьсот человек… Скажете, бред? Но тогда все сошло за чистую монету…
7 декабря 1930 года Верховный суд СССР приговорил участников по делу «промпартии» к различным срокам заключения, а профессора Рамзина, а также Ларичева, Калинникова, Федотова, Чарновского – к расстрелу. Однако 9 февраля расстрел заменили десятилетним сроком тюремного заключения.
После объявленного приговора по стране начались митинги трудящихся. За раскрытие вредительской организации благодарили работников ОГПУ, клеймили позором преступную банду, обещали быть бдительными на своих местах. И еще лучше работать на благо Родины, не считаясь с трудностями жизни…
Я в 1930 году работал на строительстве Челябинского тракторного завода – на четвертом промучастке и на себе испытал тяжелые условия того времени. Но я был комсомольцем и верил, что в газетах писали правду, что трудности вызывали враги, которые жили вместе с нами, но умели маскировать свое грязное дело. А приговор Верховного суда СССР по делу «промпартии» только усилил мою веру в правильность моих убеждений. И все же помню, что у многих моих товарищей, в том числе и у меня, возникали непрошенные вопросы: как так случилось, что в ответственных учреждениях страны оказались главари вредительства, да еще в лице таких талантливых специалистов? И какими такими путями удавалось им, крупным знатокам науки и техники, осуществлять скрытую деятельность своей вредной партии с 1926 по 1930 год? И она никем не была замечена – ни руководителями или сотрудниками Госплана, ВСНХ? Ни даже органами ОГПУ? Хотя вредители работали под наблюдением всех этих организаций?.. А почему же не привлекли к судебной ответственности работников ОГПУ за недосмотр?..
Как показывает фальсифицированная история тех времен, провокационный судебный процесс над членами «промпартии» будто бы сыграл положительную роль. Он якобы мобилизовал энтузиазм трудящихся, народ перестал высказывать недовольство и отныне терпимо относился к имеющимся недостаткам; процесс помог привлечь к трудовой деятельности старую техническую интеллигенцию…
В обвинительном акте по делу «промпартии» отмечалось, что к ней тяготели около двух тысяч инженеров страны. Органам ОГПУ и прокуратуре пришлось с ними познакомиться… Была проведена большая «воспитательная работа», и все они перестроились, уже не думали о реставрации старого режима в России… Как показывает та же история, опыт с процессом над «промпартией» вдохновил Сталина на проведение новых судилищ в стране, организация которых теперь уже не согласовывалась даже с членами Политбюро.
Позднее – после окончания института – я работал в лаборатории №2 Энергетического института имени Г. М. Кржижановского Академии наук СССР. Туда же поступил на работу и профессор Рамзин, где я с ним познакомился. Для меня встреча была неожиданной. Я буду работать в одном коллективе с человеком, осужденным на десять лет тюремного заключения!.. А как же срок, который, очевидно, еще продолжается? Леонид Константинович появился в лаборатории без охраны, он был хорошо одет, активный в движениях, общительный с нами, работниками лаборатории. Но мне не было известно, что профессор еще в феврале 1936 года был амнистирован, а в тюрьме он вообще не сидел и работал в особом заведении, в режимных условиях.