Тот подходит. Закхей показывает ему окровавленную руку и говорит:
— Мне вот отрезало палец только что. Отыщи мне палец, — я плохо вижу.
Человек стал искать палец и нашёл в траве. Это были два сустава; они уже отмирали и были похожи на маленький труп.
Закхей берёт палец, узнаёт его и говорит:
— Да, это он. Подожди ещё, подожди немного.
Закхей вытаскивает свою рубашку, отрывает от неё две полоски и одной завязывает свою руку, а в другую заворачивает палец и прячёт его в карман. Потом благодарит товарища за помощь и снова садится за машину.
Он выдержал почти до вечера. Когда надсмотрщик узнал о несчастии с ним, он обругал его и отослал на ферму.
Первым делом Закхея, когда он вернулся домой, было позаботиться об отрезанном пальце. Спирту у него не было, так что он налил в склянку машинного масла, положил туда палец и крепко закупорил горлышко. Склянку он положил под соломенный тюфяк у себя на нарах.
Целую неделю он оставался у себя на нарах; у него были сильные боли в руке, и приходилось её день и ночь держать неподвижно; боль отдавала в голову, его лихорадило, и он лежал, страдая, и без конца плакался на свою судьбу. Такой бездеятельности ему никогда ещё не приходилось испытывать, — даже тогда, несколько лет назад, когда взорвалась мина и повредила ему глаз.
Чтобы сделать его несчастное положение ещё нестерпимее, повар Полли сам приносил ему пищу и пользовался этим случаем, чтобы издеваться над раненым. Оба врага за эти дни нередко вступали в словесный бой, и не раз случалось, что Закхей поворачивался к стене и молча стискивал зубы, чувствуя своё бессилие перед этим великаном.
Мучительные дни приходили и уходили с невыносимой медленностью. Как только это стало возможным, Закхей стал приподыматься на койке, а днём, во время жары, открывал дверь в прерию, к синему небу.
И часто он сидел так с раскрытым ртом, прислушиваясь к шуму машин далеко-далеко в прерии, и громко заговаривал со своими лошадьми, как будто бы они стояли перед ним.
Но злобный, коварный Полли и теперь не оставлял его в покое. Он подходил и перед самым его носом захлопывал дверь, под тем предлогом, что из неё дует, страшно дует, а ему очень вреден сквозняк. И Закхей, вне себя от ярости, пошатываясь, подымался с нар и бросал ему вслед сапог или скамеечку, и его самым страстным желанием было сделать его навеки калекой. Но Закхею не везло: он слишком плохо видел для того, чтобы прицелиться как следует, и никогда не мог попасть в цель.
На седьмой день он заявил, что будет обедать в кухне. Повар ответил, что он ему этого ни в каком случае не позволит. Так и было, Закхею и в этот день пришлось обедать у себя на койке. И он сидел там в полном одиночестве и изнывал от скуки.
Сейчас на кухне, он знал это, нет никого; повар и его помощники отправились с обедом в прерию, — он слышал, как они выезжали с пением и шумом, издеваясь над бедным затворником.
И Закхей слезает с нар и, пошатываясь, направляется в кухню. Он оглядывается: книга и газета лежат на их обычном месте, он схватывает газету и, ковыляя, возвращается к себе. Потом он протирает очки и принимается за интересные, крупные буквы объявлений.
Проходит час, проходит другой, — часы бегут теперь так быстро! Наконец Закхей слышит шум возвращающихся телег, слышит голос повара, который, как обыкновенно, приказывает помощникам перемыть посуду.
Закхей знает, что сейчас хватятся газеты, что теперь как раз то время, когда повар направляется к своей библиотеке.
Подумав с минуту, Закхей быстро прячет газету в свой соломенный тюфяк. Никогда в жизни, ни за что не отдаст он этой газеты!
Проходит минута.
К нарам приближаются тяжёлые шаги, но Закхей продолжает лежать и упорно смотрит в потолок.
Полли входит.
— Что это значит? У тебя моя газета? — спрашивает он и останавливается посреди комнаты.
— Нет, — отвечает Закхей.
— Нет, она у тебя! — шипит повар и подходит ближе. Закхей приподымается.
— Нет у меня твоей газеты! Убирайся к чёрту! — говорит он, приходя в ярость.
Тогда повар сбрасывает больного на пол и принимается обыскивать нары. Он переворачивает соломенный тюфяк, потом жалкое одеяло, но не находит того, что ищет.
— Она должна быть у тебя! — стоит он на своём.
И потом, когда ему понадобилось уйти, он, будучи уже за дверью, ещё раз обернулся и повторил:
— Ты взял её! Но погоди у меня, голубчик!
Закхей злобно и от всей души рассмеялся в ответ и сказал:
— Ну да, я взял её. И я нашёл для неё употребление, грязная ты свинья!
Тут похожее на попугая лицо повара побагровело, и в его плутовских чертах появилось зловещее выражение.