Демон сосредоточился:
— Чую магию… сильную магию… но…
Сильную магию! Надежды Бинка вспыхнули с новой силой.
— Но мне ее не постичь, — закончил Борегар и кисло покосился на волшебника: — Прости, придурок. В этот раз ничего у меня не вышло.
— Тогда пошел вон, недоучка! — рявкнул Хамфри и громко хлопнул в ладоши. Должно быть, он привык к оскорблениям как к неотъемлемой части жизненного уклада. Тогда Бинку, можно считать, повезло.
Демон превратился в струйку дыма, дым всосался в бутылочку. Бинк вгляделся в пузырек, пытаясь разобрать, что там. Крохотная фигурка, склонившаяся над книгой? Или померещилось?
Теперь на Бинка глазел волшебник:
— Значит, сильная магия, которую не постичь… Ты знал про нее? Просто от нечего делать сюда притащился?
— Нет, — сказал Бинк, — Я вообще не замечал за собой никакой магии. Она ни в чем нигде не проявлялась. Надеялся, конечно… но боялся, что ее вовсе нет.
— И чем, по-твоему, можно объяснить такую скрытность? Наговором каким-нибудь?
Да, не всемогущ оказался волшебник! Но это Бинка уже не удивило: теперь он знал, что Хамфри — заклинатель демонов. Тогда все становится на места. Никто не станет вызывать демона, не имея на то серьезных оснований. Волшебник потому дерет с клиентов три шкуры, что здорово рискует шкурой собственной.
— Ничего я не знаю, — сказал Бинк. — Разве что хлебнул я тут намедни волшебной водицы, так, может, она как-нибудь…
— Это бы Борегара не обмануло. Демон он грамотный, крупный исследователь магии… У тебя с собой этой водицы случайно нет?
— Случайно есть. — Бинк протянул волшебнику фляжку— Приберег немного. Заранее ведь не знаешь, когда пригодится.
Хамфри взял фляжку, вылил капельку целебной воды на ладонь, потрогал языком и состроил задумчивую гримасу.
— Состав обычный, — сказал он. — Познавательной магии не препятствует. У меня в погребе целый бочонок этого добра. Самолично изготовил. Только моя водица лучше, чем в источнике, без всяких там эгоистических выкрутасов. Ладно, держи, может пригодиться, — Волшебник взял указку, висящую на шнурке возле настенной картинки с изображениями улыбающегося херувима и хмурого дьявола, — Поиграем в вопросики-ответики.
Он начал водить руками, творя заклинание, и Бинк понял, что поторопился с выводами: Хамфри хоть и остается специалистом по информации, умеет не только демонов вызывать.
— Бинк из Северной деревни, — нараспев произнес волшебник, — Настроились на него.
Указка ткнула в херувима.
— Есть у него магия?
Снова херувим.
— Сильная магия?
Херувим.
— Ты можешь дать ей точное определение?
Херувим.
— Ты скажешь мне, в чем она заключается?
Указка развернулась к дьяволу.
— Это еще что такое?! — раздраженно крикнул Хамфри, — Погоди, идиотина, — это не вопрос, а восклицание. Не пойму я, с чего вы, духи, мнетесь — Он закончил сеанс сердитыми пассами и обернулся к Бинку: — Что-то тут не то. Сильно не то. Но мне стало интересно. Применю-ка я к тебе чары правдивости. Глядишь, и до истины докопаемся.
Волшебник вновь взмахнул короткими ручонками, пробормотал какие-то неласковые вирши — и на Бинка накатило непонятное чувство. Такой чудной магии — с жестами, словами, устройствами всякими — ему еще не встречалось; он привык к врожденным талантам, которые работают, когда пожелает их обладатель. Добрый же волшебник смахивал на ученого — правда, смысл этого обыкновенного слова Бинк тоже не вполне понимал.
— Кто ты такой? — сурово вопросил волшебник.
— Бинк из деревни Северянка.
Это была сущая правда, но Бинк произнес ее не по своей воле, а находясь под воздействием чар.
— Зачем ты пришел сюда?
— Чтобы узнать, есть ли у меня магия, и если есть, то какая. Чтобы меня не изгнали из Ксанфа и позволили жениться на…
— Довольно. Меня не интересуют пикантные подробности— Волшебник покачал головой, — Значит, ты с самого начала правду говорил… Так, загадок прибывает, интрига все крепчает. Теперь скажи мне — в чем твой талант?
Бинк открыл рот, поскольку чары принуждали его говорить. Но туг раздался оглушительный звериный рев. Волшебник недоуменно моргнул:
— A-а, это мантикора проголодался. Сеанс прерывается. Сиди здесь, а я пойду задам ему корму.
Надо же, в какой неподходящий момент проголодалось страшилище! Но Бинк не стал винить волшебника в излишней торопливости. Если чудище разнесет клетку и вырвется…
Бинк оказался предоставлен сам себе. Он прошелся по комнате, аккуратно обходя груды мусора, ни к чему не прикасаясь. Подошел к зеркалу.
— Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи, — балуясь, начат он, — Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?
Зеркало затуманилось, потом прояснилось… На Бинка вылупился громадный краснорожий и пьяный в стельку сатир, весь извалянный в муке. На лбу сатира красовалась корявая татуировка «ВСЕХМЕЛЕИ». Бинк подскочил, но тут же понял, что зеркальце это — волшебное. Оно поняло просьбу Бинка излишне буквально.
— Нет, я имел в виду человека, женщину, самую красивую на свете, — пояснил он.
Теперь на него из зеркала смотрела Сабрина. Сначала Бинк обратился к зеркалу в шутку, но ему сразу следовало бы понять, что оно-то воспринимает его со всей серьезностью. Неужели Сабрина и вправду самая красивая на свете? Говоря объективно, пожалуй, нет. Зеркало показало ее потому, что таковой она была на необъективный взгляд Бинка. Будь на его месте другой…
Картинка тут же изменилась. В зеркале появилась красотка Синн. Вот уж действительно красавица, правда, глупа сверх всякой меры. Хотя кой-кому из мужчин это пришлось бы очень даже по душе. Но с другой стороны…
Зеркало показало чародейку Ирис — в самом соблазнительном из ее обличий.
— Ну что, Бинк, не пора ли возвращаться ко мне? — спросила чародейка. — Со мной ты мог бы…
— Нет! — воскликнул Бинк, и зеркало опустело.
Успокоившись, он вновь приблизился к зеркалу.
— Ты можешь отвечать на другие вопросы тоже? — Конечно может. А то с чего бы Хамфри его сюда повесил?
Зеркало затуманилось и вновь прояснилось. В нем появилось изображение херувима. Значит, «да».
— Почему мы никак не можем обнаружить мой талант?
Зеркало показало ногу, точнее лапу. Обезьянью лапу. Бинк долго глядел на нее, пытаясь сообразить, к чему бы это, но так и не понял. Наверное, зеркало запуталось в его вопросах и показало не ту картинку.
— В чем мой талант? — спросил он наконец.
И зеркало треснуло.
— Чем это ты туг занимаешься? — незаметно подойдя сзади, поинтересовался волшебник.
Бинк виновато вздрогнул:
— Я… кажется, я зеркало твое разбил… Я только…
— Ты только задавал ему идиотские лобовые вопросы. А этот прибор требует обращения деликатного, — недружелюбно сказал Хамфри, — С чего ты взял, что зеркало откроет тебе то, что не смог открыть даже Борегар?
— Я больше не буду… — смущенно пробубнил Бинк.
— Одни неприятности от тебя. Но случай твой интересный. Давай продолжим. — Волшебник повторил пассы и заклинания, восстанавливая чары правдивости, — В чем твой…
Дзынь! Из треснувшего зеркала вывалился кусок стекла.
— Не тебя спрашиваю! — заорал волшебник на зеркало и снова обратился к Бинку: — В чем…
Земля задрожала. Замок заходил ходуном.
— Землетрясение! — воскликнул волшебник, — Все зараз! — Он пересек лабораторию и выглянул в узкое окно: — Нет, это Йети прошел, только и всего, — Волшебник вернулся к Бинку и долго, прищурившись, разглядывал его, — Случайным совпадением тут и не пахнет. Что-то не позволяет ни тебе, ни чему другому ответить на этот вопрос. Какая-то сильная и непонятная магия. Магия волшебникового уровня. Я думал, что из ныне живущих таким уровнем обладают только трое, но похоже, есть и четвертый.
— Трое?
— Хамфри, Ирис, Трент. Но у каждого из нас магия совершенно иного типа.
— Трент! Злой волшебник?