— Я вообще омерзительно умна, — отозвалась Ида. — Справедливо будет сказать — столь же умна, сколь уродлива.
Тут уж не поспоришь.
— А хватит у тебя ума придумать, как нам отсюда выбраться?
— Нет, по-моему, выбраться отсюда невозможно, — сказала она, энергично кивая при этом.
— Ага, — сказал Бинк, ничего не понимая. Говорит «нет», а показывает «да». Свихнулась? Нет… она понимает, что охранники подслушивают, хоть на глаза и не показываются. Так что слова предназначены им, а жест — Бинку. Это значит, что она уже сообразила, как бежать отсюда.
День клонился к вечеру. Луч солнца, проникший под навес, просочился и через решетку. Это хорошо. Если бы солнышко сюда вовсе не заглядывало, сырость была бы невыносимая.
Над решеткой показался Трент.
— Ну что, познакомились? — дружелюбно осведомился он— Может быть, и проголодались?
— Начинается, — пробормотала Ида.
— Приношу свои извинения за неудобства вашего нынешнего жилища, — сказал Трент, с достоинством присев на корточки, будто принимал их у себя в кабинете. — Если вы оба дадите слово, что не будете пытаться покинуть лагерь и каким-либо образом мешать нашей деятельности, я могу предоставить в ваше распоряжение уютный шатер.
— Начал обрабатывать, — сказала Ида Бинку. — Принимаешь одолжение и тут же станешь должником. Не соглашайся.
Разобралась моментально!
— Не пойдет, — сказал Бинк.
— Видишь ли, — не моргнув глазом, продолжил Трент, — если бы вы пребывали в шатре и попытались дать деру оттуда, моим солдатам пришлось бы продырявить вас стрелами, а мне этого не хочется. И вам было бы нехорошо, и я потерял бы источник информации. Посему мне необходимо, так сказать, держать вас в рамках. Посредством слов или посредством стен, как сейчас. Единственное достоинство этой ямы — надежность.
— С тем же успехом можешь нас отпустить, — сказал Бинк. — От нас ты все равно никаких сведений не получишь.
Если эти слова и не понравились злому волшебнику, виду он не подал.
— Здесь пироги и вино, — сказал он, опуская на веревке сверток.
Ни Бинк, ни Ида к свертку не кинулись, но Бинк вдруг резко почувствовал голод и жажду. Яму заполнили соблазнительные, пряные ароматы, в свертке явно находилось что-то вкусное.
— Берите, не стесняйтесь, — сказал Трент. — Не отравлено, заверяю вас. Вы оба нужны мне в добром здравии.
— Пока ты в жаб нас не превратишь? — громко спросил Бинк. А в самом деле, что терять-то?
— Нет, тут я слукавил. Жабы говорить не умеют, а мне важно, чтобы вы могли говорить.
А не может быть так, что злой волшебник за годы изгнания утратил свой талант? Бинк почувствовал себя несколько увереннее.
Сверток коснулся соломы. Ида пожала плечами и присела, чтобы отвязать его. И правда — пироги и вино.
— Пусть кто-то один поест, — сказала она. — Если через несколько часов с ним ничего не случится, поест второй.
— Сперва дамы, — сказал Бинк. Если пища отравлена, а Ида — шпионка, то она к еде не прикоснется.
— Благодарю. — Она разломила пирог пополам, — Выбирай, — сказала она.
Бинк показал на одну из половинок:
— Вот эту ешь.
— Очень мило, — сказал сверху Трент. — Не доверяете не только мне, но и друг другу. Изыскиваете, стадо быть, принципы сосуществования во имя зашиты собственных интересов? Только пустое все это. Если бы я и вправду хотел кого-то из вас отравить, то, не мудрствуя особо, вылил бы отраву вам на голову.
Ида надкусила пирог.
— Вкусно, — сказала она, откупорила вино и глотнула. — Это тоже ничего.
Но подозрения Бинка не рассеялись. Лучше не спешить.
— Я тут подумал, что же с вами делать, — сказал Трент, — Ида, скажу без экивоков. Я могу превратить тебя в любое живое существо, в том числе и в другого человека. — Он прищурился и внимательно посмотрел на нее: — Ты хотела бы оказаться красавицей?
Сильно! Если Ида не шпионка, это предложение для нее крайне соблазнительно. Уродина превращается в красавицу.
— Иди-ка ты подальше, пока грязью в тебя не запустила, — ответила Ида, но тут же сменила тему: — Если ты намерен держать нас здесь, обеспечь хотя бы минимальные удобства. Спусти сюда горшок и ширму. Я бы не настаивала на ширме, будь у меня задница красивая, а так… Приходится быть скромной.
— Убедительно, — сказал Трент, подозвал стражников, и они принесли требуемое и спустили через дверцу в решетке.
Ида поставила горшок в угол, извлекла из своих спутанных волос шпильки и прикрепила к двум стенам занавеску. Получился треугольный закуточек. Бинк не вполне понимал, зачем девушке с такой внешностью демонстрировать подобную скромность, вряд ли кто станет по своей охоте глазеть на ее обнаженную плоть. Но вдруг она действительно остро переживает свое уродство и за шуточками скрывается истинное страдание? Тогда понятно — красотка возмущается и сокрушается, если кто-то увидит ее обнаженной, но в глубине души счастлива произведенным впечатлением. Иде же такое притворство ни к чему.