— Кажется, я станцию свою проехала. У меня это бывает.
— А как же ваша обезьянка? — Витька интуитивно понял, что сейчас будет.
Девушка шарахнулась от него, как от чумного, и побежала в сторону ступенек.
“Может это со мной что-то не так?” — подумал Виктор. Все-таки, током шандарахнуло.
До дома идти было недалеко, и Кисюков, прихватив в магазинчике полторашку разливного и рыбки, потопал в свою квартирку на первом этаже хрущевки, предвкушая томный вечер и ловлю форели на канале “Охотник и рыболов”. Удочки у Витьки отродясь не бывало, но смотреть как ловят другие он любил. Это очень успокаивало.
Под железнодорожным мостом, по которому пронеслась пригородная электричка, стоял мужчина средних лет. Старый, вытертый плащ, грязные мятые джинсы и растоптанные ботинки словно давно прилипли к нему, снимал он их явно не часто. На плечах у него сидела такая же образина, как и у девушки в метро. Только еще уродливей. С каким-то горбом и вздыбленной шерстью, торчащей клочками.
“ Ну что за мода? И где они их берут-то, страшных таких. Вот люди енотов заводят, или там хорьков - они хоть милые.” — думал Витька, — “А эта страсть какая-то просто. Результаты неудачных экспериментов генетиков.”
Мужик стоял и упорно смотрел на опору моста. Опора была разрисована граффити, причем самыми бездарными. Мужчина водил пальцем в воздухе, повторяя линии надписей и иногда вскрикивал. Обезьяна, не обращая на это внимание, копалась у мужчины в голове, перебирая волосы. Даже показалось, что она вытаскивает у него из головы что-то похожее на черных червей и сует себе в рот.
Проходя в арке моста мимо мужчины, Кисюков почувствовал вонь немытого тела. Откуда у бомжей такие животные, подумал Витька, и шутливо сложив пальцы пистолетиком, направил их на обезьяну, которая как раз обернулась, посмотрела на него, скаля длинные желтые клыки.
— Пуф! — сказал Витька, вскинув “пистолетик” вверх после “выстрела”. Обезьяна растворилась в воздухе темным облачком, Кисюков захлопал глазами, мужчина растерянно заозирался.
— А... эээ.., — захрипел бомж, — молодой человек, не подскажите, где я?
— В Измайлово! Пить надо меньше! — Витька брезгливо сморщился.
— Да я вообще не пью. И в Балашихе живу. Как я тут оказался?
— Не знаю, и обезьяна у вас убежала куда-то.
— Какая еще обезьяна? — воззрился на Кисюкова мужик. — Нет у меня никаких обезьян. Собачка, Тюлька есть. Обезьян нет. Хотя... Не помню ничего... Какое число сегодня?
— 23-е мая, фокусник. Я сам ее видел. А потом бах! - и растворилась.
Мужчина схватился за голову.
— 23-е? Мая? О, господи... Ничего не помню. Обезьяна какая-то…
— Ну, вы тут разбирайтесь, а мне пора. Метро - вон там. — Витька со странным чувством, что это он здесь сумасшедший поправил очки и пошагал домой.
Дома было тихо, сумрачно из-за великолепных кустов сирени, что росли под окном. Сирень цвела в этом году буйно, и за окнами однушки покачивались роскошные фиолетовые душистые гроздья соцветий. Витька переоделся в треники и футболку, открыл форточку, взял из коридорчика пакет с пивом, взглянул на себя в зеркало, что висело в прихожей. Усы может и вправду сбрить? Старят вроде. Он пригладил растительность под носом. А чего, будет симпатичный молодой брюнет. А может, и не очень молодой. Но, симпатичный. Витька улыбнулся сам себе и пошел за кружкой на кухню.
Засев на диван перед телеком, Кисюков все никак не мог расслабиться. Ну да, долбануло его сегодня, но не умер же. Хотя, обычно в таких случаях летальный исход. Ну видит он каких-то страшных обезьян, так может это не глюки? Просто пошла мода на наплечных животных. Мех на плечах нельзя, а животину живую — можно. Ну да, а бомж - тоже модник, сам себя перебил Витька. Весь в Дольче Габбана, с обезьяной, ага. И куда эти страшки потом делись? Премии, наверное, лишат. Степанов - мстительная скотина. Доложит начальству, как пить дать.
Пиво подходило к концу, программа о ловле форели на спиннинг тоже. Размышления о вкусной рыбке, запеченной в фольге, прервала сильно качающаяся сирень за окном. “Опять ветки дерут!” — подумал Витька и поднялся с насиженного места, чтобы шугануть любителей халявных цветов.
Ветки кустов тряслись, как будто на улице был штормовой ветер.
В вечерних сумерках, под окном, стояла старуха Коростылёва и дергала ветки сирени, раскачивая их с все большей амплитудой.
— Лидия Сергевна! Вы чего хулиганите? — крикнул ей Витька сквозь стекло.