Наркоторговцы подвешивали Ивана на проржавевшем комбайне, жестко растягивая веревками руки.
– Сколько раз говорил, что алконавтам даже сортир доверить нельзя – все углы усерют! – усмехнулся «Питбуль» и отвесил Артамонову звонкую оплеуху.
– Да у него ж на руке кастет был! Вдарил бы я слабо, он бы мне сам полчердака снес! – киномеханик обиженно растирал покрасневшее от удара ухо. – Не смотри, что малолетка, сам шустрый такой, как электровеник. И вам бы перепало…
– Какой еще на хрен кастет?! – Батон высвободил из петли руку Ивана, показал. – С пьяных рыл уже и ожоги от кастета отличить не можешь?
– Да был же! Своими глазами видел. Змеистый такой, серебристыми кольцами…
– Ага, и с олимпийской символикой! – Батон снова перехватил руку петлей и продернул веревку через искореженную перекладину кабины. – Все, Артамошка, дело свое сделал, теперь пора тебе отсюдова сваливать!
Тот нерешительно помялся на месте:
– Денег когда дадите?
– Ты че, надавыш, мозги в бодяге выполоскал? – Питбуль агрессивно рванул к Артамонову.
Но Батон остановил его рукой:
– Возвращайся, Артамошка, в свой «Факел». Мы тебе прежние долги прощаем. Да, вот еще, бонус! – Наркоторговец небрежно сунул сотку киномеханику в нагрудный карман, – на опохмелку!
Когда Ивана вздергивали вверх, он вдруг пришел в сознание и прохрипел Артамонову:
– Иуда…
Кирилл только махнул – рукой и поплелся прочь, цепляясь за торчащие железные штыри, раздирая в клочья застиранную джинсу.
– Очухался? Тебе же хуже! – усмехнулся Батон, отхлебывая водку из фляжки. – Выпить хочешь?
Иван отрицательно мотнул головой:
– А ведь это ты тогда в «зоне» с фальшивой татуировкой на голове ходил… Клоун…
«Питбуль» рассмеялся и похлопал подельника по плечу:
– А ведь щенок дело говорит. У тебя вместе с хозяином крышу совсем сорвало. Все у вас обряды, маски, заклинания… Мути напустите, как в драмкружке! С этим возитесь. Разве нельзя было просто по-человечески свернуть ему шею? Делов-то!
– Тебе за «драмкружок» реальные деньги платят. Остальное не твоего ума дело, – бросил в ответ Батон и, обернувшись к выходу, громко позвал. – Эй, Балабан! Подгребай сюда!
Из-под заплывших век Иван с трудом разглядел приближавшуюся к ним худую нескладную фигуру, узнавая в ней Алешку по характерной пританцовывающей походке.
Подойдя к распятому на комбайне Ивану, Балабанов с напускной важностью откинул назад волосы и, стараясь басить, произнес ломаным подростковым голосом:
– Что, Храм, допрыгался? Я же тебя по-хорошему предупреждал – не борзеть!
– Кончай базарить, – Батон толкнул его в спину. – Сам не упусти свой шанс от «клопа» избавиться.
– А что я с «татушкой» делать-то стану? – совсем по-детски спросил Алешка. – Сами же мне его на заднице выкололи!
– Мне почем знать, что ты со своей жопой делать станешь? – пожал плечами Батон. – Хочешь, марганцовкой выводи. Или, на крайняк, Артамошка за флакон бодяги паяльником твое насекомое выжжет!
– Один, два – сошел с ума. Два, три – не умри… – губы Ивана дрогнули, путано произнося секретные слова, услышанные в детском саде во время «тихого часа».
– Это еще что за хрень? – Батон удивленно глянул на шепчущего в забытьи. – Уже мультики ловишь?
Он кивнул «Питбулю». Тот вытащил ампулу с нашатыркой, щелчком сбил верхушку и выплеснул содержимое под нос Ивану.
– Три, четыре – один в мире…
– Не помогает. Глазами мух ловит! – Батон с досадой пнул ногой по комбайну. – Уши ему, что ли, растереть?
– Не все ли равно? – пожал плечами «Питбуль». – В сознании или нет, все равно ж подыхать!
Батон небрежно кивнул «Иуде»:
– Давай, Барабашка, лезь наверх. Разотри ему уши. Может, очухается. До того, как отдаст концы, мне надо еще успеть передать привет!
Балабанов схватился за поручень и запрыгнул на ступеньку искореженной кабины.
– Что, Храмыч, разложили тебя, как кролика?
– Пять, шесть – правда есть… – еле слышно простонал Иван.
Но Алешка их все-таки расслышал и, почему-то испугавшись этих слов, отпрянул от Храмова.
– Давай, шевели руками, не то клопом всю жизнь светить будешь!
– На весу неудобно, – пробубнил Алешка. – Не удержусь, ступенька вся искурочена.
– Не дрейфь, поддержу, – Батон ловко вскочил следом за Балабановым и, прижимая его к Ивану, шепнул на ухо: – Поцелуй его!
– Это еще зачем? Пусти, не-не-буду…
Алешка попытался отпрянуть, вырваться, но Батон держал жестко, с силой давя локтем на позвоночник.
– Куда ты, падла, теперь денешься? Кто его привел в «зону»? Почему теперь я должен разгребать за тобой дерьмо?! – Батон резко ударил его между лопаток. – Не станешь делать, что скажу, так мы тебя по кругу пропустим, а после на лбу петуха наколем!
Балабанов коснулся губами холодного, перемазанного кровью и ржавчиной лба Ивана. И в этот момент Алешке почудилось, что тот раскрыл глаза и улыбнулся.
– Прости, Храмыч…
Батон внезапно накинул Алешке на шею удавку и, перебрасывая веревку через железный крюк, спрыгнул со ступеньки вниз.
Алешка неуклюже задергался на веревке, отчаянно потянул руки к перехваченному петлей горлу. Батон подтянул веревку и привязал ее к торчащей из-под комбайна железной решетке.
– Охренеть… – буркнул «Питбуль» и раскурил сигарету. – Что сразу не сказал, что и второго пацана вздернем?
– А зачем? Каждый должен только свое дело знать, как свои роли актеры в драмкружке, – ухмыльнулся Батон. – А вынимать жмуров из петель – не наша, а ментовская роль!
Глава 26
БУДЬ ГОТОВ
– Счастливый ты, Сидоренко, все равно, что наш утопленник! На излете рабочей недели, в прекрасный пятничный вечер фортуна снова подогнала тебе шикарный подарок! – следователь стремительно влетел в кабинет и, прихватив со стола дерматиновую папку, размашисто хлопнул практиканта по плечу. – Собирайся, на токовище поедем!
– Почему на токовище? – Сидоренко оторвал взгляд от фотографий убитой школьницы и непонимающе уставился на капитана. – Раз утопленник, значит надо к воде ехать…
Агеев ловко развернул стул на деревянных «козьих» ножках и уселся напротив практиканта:
– Нет, дружочек, нам надо на токовище, потому что именно на токовище глухари бьются грудью до крови!
– Это что, шутка какая-то? Что-то я, товарищ капитан, никак не врублюсь.
– Так это ж верно товарищ Розенбаум заметил. Наш зам начальника областного УВД по борьбе с организованными лохами! – рассмеялся Агеев, но, столкнувшись с растерянным взглядом практиканта, махнул рукой. – Пять минут как дежурному позвонили об обнаружении двух трупов в заброшенных мастерских бывшего ремзавода. Теперь дошло?
– Так бы сразу и сказали, – Сидоренко принялся торопливо складывать фотографии стопочкой. – А то утопленники, токовище… С вами, товарищ капитан, не соскучишься!
– А ты, Шланг, в своей милицейской школе заявление напиши, чтобы после практики в Немиров распределили. Видишь, как здесь здорово! Неделя не пройдет, а у нас новый жмур созревает. И вот в чем для меня кроется загадка, – Агеев прищурил глаз. – Покойников все больше, а население города не только не сокращается, а даже прирастает. Как такая арифметика возможна?
– Да все очень просто, Андрей Данилович! – по-школярски быстро затараторил практикант. – Риелторы поят алкашей пару месяцев спиртягой, а потом говорят, что они задолжали полмиллиона, и если в два дня не расплатятся, то к ним на разборку приедут «быки» и для начала все кости переломают. Вот и приходится алкашам за бесценок обменивать свои квартирки на комнатки в вашем Урюпинске. В лучшем случае, им дадут в придачу тысяч пятьдесят да спирта пару литров для ускорения дела. И – адью! Катит семейка с нашего Компроса или улицы Сибирской в ваши интернациональные казармы, обеспечивая городку стойкий прирост населения и неопознанных трупов.