Я столько спала, — ответила девушка. Правой рукой она коснулась вуали, накинутой на ее плечи. — Кто это принес?
Думаю, Гэйнор, — ответил Робин. — Симпатичная, верно? Не думаю, что видел ее раньше.
А здесь есть какая–нибудь моя одежда?
Нет. Все забрали домой постирать.
Папочка, а не трудно тебе будет съездить домой и что–нибудь мне привезти? Я знаю, что доставляю тебе беспокойство, но мне не хочется выходить отсюда в ночной рубашке.
Не думаю, что они разрешат тебе сразу отправиться домой, старушка, — улыбнулся Робин.
На его лице снова возникло неясное выражение тревоги.
Ты слышал, что сказал доктор? Он назвал меня «молодая леди», хотя он старше меня всего лишь года на два. Так или иначе, со мной все в порядке. Я чуть–чуть заторможенная, потому что слишком много спала. Мне необходимы спорт и еда, а здесь ничего этого нет. Пожалуйста, папочка.
Рука твоя в очень плохом состоянии, — нерешительно возразил Робин. — Сейчас, может быть, тебе и не больно, но они говорят, что может понадобиться даже пересадка кожи.
Я могу приезжать сюда на перевязки, — сказала Ферн. — Как бы то ни было, это ведь левая рука, а не правая, пока справлюсь и одной. Мне не нравится лежать здесь. — Она уже сидела. — Я просто хочу встать, одеться, почувствовать себя — собою… Если я пойму, что не готова к этому, останусь в клинике подольше.
«Врунья», — подумал Рэггинбоун. Естественно, Робин сдался и готов был уехать со списком необходимых вещей.
—Не знаю, что скажет Эбби, — промямлил он. — Может быть, Маркус сможет изменить свое решение… — В этом предположении не было слышно особого энтузиазма.
Как только он ушел, Ферн начала разбинтовывать руку.
Не думаю, что это следует делать, — попытался остановить Рэггинбоун.
Я хочу увидеть, — настаивала Ферн. — Все говорят, что моя рука жестоко обгорела, но я ничего не чувствую, кроме того, что бинт сильно стягивает ее. У тебя есть какой–нибудь нож?
Во взглядах, которыми они обменялись, были и взаимопонимание, и конфликт желаний. Рзггинбоун заметил, что глаза девушки стали глубже и ярче, чем были прежде, их цвет стал более определенным — зеленым с примесью серого, что глаза ее ясно сияют, и это особенно видно при бледном цвете лица.
У меня есть нож, — ответил он наконец. Рзггинбоун не потерпел поражение, а просто уступил. Он достал из кармана перочинный ножик и открыл его лезвие, затем очень осторожно надрезал повязку с тыльной стороны руки. Ферн потянула за бинт, помогая себе зубами.
Я чувствую себя забинтованной мумией, — пробормотала она.
Ферн наконец освободила кисть руки — кожа была мягкой и неповрежденной, слегка прочерченная линиями судьбы, таланта, линией жизни, кожа женщины, которая не занимается домашней работой. Цыганка мало прочла бы по этой руке. Подушечки пальцев были слегка голубоватые, вероятно, из–за тугой повязки. Рзггинбоун прикоснулся к ним и почувствовал, как они холодны.
Прошлой ночью, — спокойно сказал он, — твоя кожа обгорела, а сухожилия были сильно повреждены, и доктор сказал, что рука никогда не сможет нормально функционировать. Твой Дар не смог бы с этим справиться, только древние друиды обладали такой силой, во всяком случае, так гласят легенды.
Прошлой ночью… — Ферн нахмурила брови. — Да, именно так. Когда ты вне Времени, то оно движется по–другому. Неделя может оказаться годом, ночь — всего лишь несколькими минутами.
Вернулся доктор вместе с сестрой, которая везла на тележке все необходимое для новой перевязки.
Отойди, — быстро сказала Ферн Рэггинбоуну, и тот с легким поклоном отодвинулся в сторону.
Мисс Кэйпел! Что вы сделали со своей повязкой?
Ферн безмолвно протянула доктору руку. Сестра покраснела, доктор — побледнел.
Это невозможно! — наконец выдохнул он после длительной паузы. — Я сам обследовал руку, ошибки быть не могло! — Он вытаращенными глазами смотрел на Ферн. — Вы можете как–то это объяснить?
Я? — подчеркнуто удивленно ответила вопросом на вопрос девушка.
Доктор, испугавшись, что был слишком резок, готов был извиниться.
—Все это стоило немалых переживаний моей семье, — вежливо продолжала Ферн. — Разумеется, я бы не хотела портить репутацию вашей превосходной клиники…
Доктор пустился в объяснения по поводу своей позиции. Он с самого начала был среди тех, кто классифицировал Ферн как «интересный случай», и поддерживает точку зрения, что пациент, находящийся в коме, сам из этого состояния выбраться не может. Рэггинбоуну очень понравилось представление, которое давала Ферн, он рассчитал, что до возвращения Робина доктор будет только рад разрешить ей покинуть клинику. С того момента, как Ферн проснулась, голос ее окреп и приобрел даже некоторое драматическое звучание. И физическая слабость, и беспомощность, которая в обычных случаях предполагала бы долгий постельный режим, казалось, исчезают с неестественной скоростью. Рэггинбоун решил, что Ферн с помощью своего Дара ускоряет процесс выздоровления, трансформируя внутреннюю силу в активную физическую энергию, накачивая кровь в мускулы силой воли, но ему было пока не ясно, понимает ли она, что делает, или действует инстинктивно.
Дежурная сестра все еще не уходила, исподтишка наблюдая за Рэггинбоуном. Чудесное излечение недопустимо в современной клинике, и интуиция подсказывала ей, что все это ловко подстроено, что это какой–то трюк, без сомнения, исполненный Рэггинбоуном. Она старательно делала вид, что переставляет букеты, приговаривая при этом:
Тут у вас, пожалуй, слишком много цветов, мисс Кэйпел, было бы очень мило, если бы вы отдали часть тем пациентам, у которых в палатах цветов вовсе нет.
Я так и поступлю, — слегка надменно проговорила Ферн.
Вы не должны были снимать эту повязку, — настойчиво твердила сестра. — Вы могли бы так себе навредить!.. Ожоги надо лечить с особой осторожностью. — Таким образом делался вывод, что если существует повязка, то существует и повреждение.
Я знала, что моя рука в полном порядке, — сказала Ферн. — Я это чувствовала.
Но ведь доктор не может ошибаться!..
Каждый человек может допустить ошибку, — категорично ответила пациентка.
Рассерженная медсестра двинулась к двери. И в этот момент ее взгляд упал на мешок, засунутый за шкаф.
—Что это? — гневно спросила она. — Полагаю, что вы это принесли, — обратилась она к Рэггинбоуну. — Мешок такой грязный, а мы должны соблюдать здесь элементарные требования гигиены! — Она было наклонилась к мешку, считая себя вправе распоряжаться всем, что находится на ее территории… Затем она приподняла клапан на мешке и уставилась на его содержимое.
В одно мгновение злобный румянец, только что заливавший ее щеки, схлынул и сменился мертвенной бледностью. У нее отвалилась нижняя челюсть, и она смогла только выдохнуть, что прозвучало как почти беззвучный крик. Затем медленно–медленно она согнулась, как–то вся съежилась и опустилась на пол. Ферн свесила голову за край кровати и отпрянула, вытаращив от ужаса глаза.
Я не знаю, что это ты принесла, — растягивая слова, проговорил Рэггинбоун, — но, думаю, неплохо бы тебе изобразить там что–нибудь другое… прежде чем кто–то еще туда заглянет.
Что–нибудь другое? — тупо повторила Ферн.
Такого же размера и таких же очертаний, что–то… похожее. Не гроздь винограда, конечно, но нечто такое же. У тебя еще остались силы?
Но Ферн, прижав руки ко лбу, уже заговорила на языке Атлантиды. Удовлетворенный Рэггинбоун осторожно обошел сестру и вышел в коридор, чтобы позвать на помощь.
Два мускулистых санитара вынесли неподвижное тело медсестры, и в комнату вернулся доктор. Он был еще более взволнован. Заявление, которое сделала, придя в сознание, дежурная сестра, поколебало остатки его самоуверенности. Она ведь всегда была столь практичной, столь земной и, казалось, начисто лишенной воображения…
—Я посмотрела в мешок, — рассказала она, — и там оказалась… голова. Отрубленная голова. Она была живая. У нее двигались глаза. Она улыбалась мне. — Сестре сделали успокаивающий укол, в то время как доктор, чувствуя себя полным идиотом, пошел спросить Ферн, что же там в этом мешке.