В загон зашла в полной уверенности, что никаких сюрпризов уже не будет. Добрела до стойла Феньки, погладила дракона и вдруг услышала за своей спиной странное копошение.
Обернулась и во все глаза уставила на Донга, скармливающего хлеб темному дракону.
К-как?! Он же только что обнимался с Селеной!
Мы с Фенькой переглянулись. Не знаю, понял ли питомец ход моих мыслей, но, когда я решительно повернулась к чужому стойлу, неодобрительно засопел.
— Спасибо, что спас мне жизнь, — низким голосом поблагодарила своего злейшего врага. — Но, будь добр, не распространяйся об этом.
Надеюсь, это прозвучало грозно.
— Я уже забыл, — не глядя на меня, просипел в ответ мужчина.
— Это не просьба, — важно сказала я. — Ты никому не скажешь об этом инциденте, а я сохраню твою тайну.
Вот тут мужчина напрягся. Медленно повернул голову и непонимающе посмотрел на меня одним глазом.
— Какую тайну? — сделал он вид, что не понял.
— У тебя не повреждены голосовые связки. — И прежде, чем он спросил: «С чего ты взял?» — я добавила: — Ты орал, как девчонка.
Не утруждая себя дальнейшими объяснениями, надменно провела пальцами по усам и повернулась к своему дракону.
Домой вернулась благополучно.
Наутро нервы немного успокоились, ужас от пережитого теперь походил на страшный сон. А может, в какой-то мере так и было. Джон Рут казался нереальным персонажем, темной стороной меня, которая проявлялась словно бы в отместку за ту Мариту, которая всегда старалась стать прилежной леди.
Как бы то ни было, Марита Хорвин, а теперь уже Бёме — это не настоящая я. Но Джон Рут тоже не я. Иногда мне казалось, что настоящей меня не существует. Днем приходилось сдерживать свои эмоции, быть вежливой, любезной, приветливой, внимательной, соблюдать правила этикета и носить только ту одежду, которая подобает герцогине. Вечером же все демоны, которых я подавляла в себе днем, вырывались наружу. И появлялся Джон Рут, не боявшийся грубых слов, жестоких действий и готовый пойти на все ради победы.
Которая же из этих двух личностей — я? Настоящая я?
Вставать утром мне вновь помогала незнакомая служанка. Это уже начинало пугать: почему бы не выделить мне одну личную камеристку и не дергать остальных девушек? Этой вот явно недоставало опыта для утренних сборов герцогини. Она смущалась, все время опускала глаза и не могла связать двух слов, когда я спрашивала ее про цвет платья. В итоге пришлось просто приказать приготовить мне ванну и, пока меня не будет, заправить постель (может, мое отсутствие ее успокоит?).
Когда мне предоставили возможность понежиться в теплой воде, я даже не удивилась, что помогать герцогине пришла Элина. Она, похоже, специально поджидала возможности оскорбить меня. Чтобы ей за это ничего не было, кроме моей обиды!
— Как вы себя чувствуете, миледи? — спросила служанка. На первый взгляд в ней не чувствовалось ненависти, лишь холодная учтивость.
После вчерашнего полета у меня болели все мышцы. Я расслабленно положила голову на высокий бортик и смотрела на девушку без всяких эмоций.
Она красивая, мне не жалко это признать. У нее прекрасные пышные волосы русого цвета. Хотя на солнце, уверена, они отливают золотыми искорками. Даже простое, неприталенное платье не может скрыть ее роскошных форм.
Она красивая, задетая за живое женщина, чье достоинство я унижаю одним своим присутствием.
Не получив от меня ответа на предыдущий вопрос, служанка задала новый:
— Добавить вам кедрового масла?
— Лучше лаванды. Спасибо, — спокойно сказала я в ответ.
— Смотрю, вы нежно прикипели к лаванде, миледи, — вот теперь в ее голосе проскользнули язвительные нотки.
— Приятный запах, — отозвалась я.
Элина подошла к тумбочке с флакончиками и начала их перебирать.
— Я бы не советовала лаванду, — сказала она, не прекращая поиска. — Герцогу не слишком нравится этот запах.
Я прикрыла глаза и улыбнулась уголками губ, забавляясь этой попыткой меня задеть.
— В таком случае добавьте побольше, — попросила вежливо.
Элина засмеялась. Тем не менее просьбу выполнила, после чего принялась намыливать мочалку.
Девушка опустилась на колени рядом с бортиком ванны и удивленно посмотрела на мой живот. После чего ее губы расплылись в какой-то злорадной улыбке.
— О, я помню, однажды Ричард взял меня прямо на лестнице, это было так грубо и так восхитительно, что у меня тоже появился синяк на животе.
Я поджала губы. Судя по контексту, «взял» он ее вовсе не на руки.