========== VI ==========
Утром я с трудом открыла глаза. Но, вспомнив вчерашний день, тут же соскочила с кровати. Скорее к Айлину!
День выдался пасмурным. Стоя с чашкой у окна и наскоро глотая кофе, я смотрела на город. Лес надвинулся еще сильнее. Темно-зеленая масса уже казалась не каймой, а целым полем, край которого терялся за горизонтом.
Города скоро не будет.
Но почему-то мне не было грустно.
Я представила, как…мы с Айлином будем жить в лесу. Построим себе домик в тени огромного дуба. Я устрою уютную кухню, где буду варить кофе и сидеть с ноутбуком. У нас будут идины. И…дети. Наверное, кто-то из них тоже станет заклинателем?
Я улыбнулась, и тут же завибрировал телефон.
— Лисса! Лисса! — кричал в трубку дядя.
— Привет, — поздоровалась я.
Но он не услышал приветствия и кричал:
— Лисса, сегодня лучше останься дома! Нет, лучше отправляйся сразу в убежище! Я не знаю, что будет, но…
— Дядя Эдус, ты же знаешь, что мне надо на работу, — сказала я спокойно.
— Это неважно! Если хочешь, я позвоню и договорюсь…
— Нет! — выпалила я поспешно.
Вот еще, чтобы я не поехала к Айлину?
— Лисса, ты слышишь? Это серьезно! У меня нет точной информации, но…
— Дядя Эдус, я тебя поняла, не волнуйся, — ответила я, выключила телефон и добавила: — Но я сама буду решать, что мне делать.
Чтобы я сидела, как дура, в убежище? Потому что «это серьезно, но точной информации нет»?
Напевая, я оделась и расчесала локоны. Они немного смялись, а вчера я вернулась поздно и к госпоже Фаине не успела. Ну ничего, сойдет и так!
Я глянула на себя в зеркало — глаза у меня сияли, на щеках горел румянец. Я себе определенно нравилась.
Как там поется в старинной песне? «Украшает девушку любовь»? Надо спросить у госпожи Фаины, она обожает старые романсы.
***
Айлин подлетел ко мне на идине, как только я перешагнула порог манежа. Протянул ко мне руки, и идин сразу же присел на колени.
— Стрессовая тенировка? — успела спросить я, до того как Айлин меня поцеловал.
Он кивнул, усадил меня перед собой.
— Да, сегодня будем прыгать, — заявил он весело. — Я из тебя сделаю заклинателя!
Я не возражала. Я была готова, чтобы он делал из меня что угодно.
Идин сразу же полетел вперед.
Мне совершенно не было страшно, и целых три препятствия мы перепрыгивали хохоча. А особенно громко мы захохотали, когда взвыла Особая Сирена. Айлин сдернул меня с идина, и мы снова упали под бревна.
— Три — счастливое число, — сказала я, с трудом переводя дыхание — то ли от скачки, то ли от счастья. — Третий раз падаем.
— Они там совсем сошли с ума, с этой своей сиреной, — Айлин улыбался. — Но мы все делаем по инструкции. Упали, лежим.
Я быстро поцеловала его:
— Это тоже по инструкции?
И улыбнулась.
Но он вдруг перестал улыбаться, посмотрел на меня внимательно, и опять мне показалось, что взгляд у него странный, мерцающий, как это был в день нашего знакомства.
— Ты что? — спросила я.
Он перевернулся со мной в руках и начал целовать меня — уже не в шутку, а серьезно, страстно и жарко. Я отвечала ему, чувствуя, что совершенно теряю голову, и где-то краем сознания отмечая, что мы увлекаемся уже слишком сильно и что…да, что мне не страшно так увлекаться. Будь что будет. Я даже уже не слышала продолжающую завывать Сирену. Только шум крови в ушах, биение сердца. Его рука прижимает мою руку к земле…
И тут раздался взрыв.
Он был такой силы, что нас подкинуло и затрясло. Где-то в стороне заржал идин. Мне показалось, что я оглохла, потому что Айлин что-то говорил мне, но я не слышала. Он потянул меня за руку, и мы поднялись, растерянно оглядываясь.
Я посмотрела вверх — небо внезапно потемнело так, что на нем ничего нельзя было различить.
В правом ухе затихал звон, но как только он прекратился, раздался второй взрыв. Меня отбросило в сторону от Айлина, и я увидела, как рушится купол над манежем. Оторванная часть корежилась, сгорая и рассыпая сноп искр.
Я поднялась, шатаясь, схватилась за бревно.
Айлин стоял у других бревен, и между нами сыпались искры со свисающих проводов разбитого купола.
Земля тряслась, я никак не могла поймать равновесие и сделать хотя бы шаг.
Третий взрыв раздался, как мне показалось, уже у меня в мозгу.
И тут из темноты неба пробились ослепительные узкие лучи. Они шарили по всему манежу, и там, где они попадали на землю, она чернела и дымилась.
— Идин! — услышала я крик Айлина. — В лес!
В ту же секунду морда идина ткнулась в мою руку. Идин опустился на колени, я с трудом взобралась верхом. Подскакать к Айлину, чтобы он сел позади меня…
Лучи вдруг сгруппировались и метнулись к Айлину, как будто наконец нашли нужную цель.
Я закричала и зажмурилась, потому что там, где стоял Айлин, осталось только ослепительно-яркое пятно и черный дым.
Раздался четвертый взрыв, и идин вылетел из манежа.
Он скакал, а я кричала, закрыв лицо руками. Я ничего не видела и не понимала. Мне казалось, что вместо сердца у меня выжженное пятно. Что душа моя вывернута наружу и уничтожена ослепительно-ядовитыми лучами.
Я не держалась за идина, я хотела упасть, умереть, исчезнуть, но как будто приросла к его серой гладкой спине.
А идин упорно скакал и скакал, унося меня от смерти в лес.
***
Все взрывы наконец стихли. Наступила страшная, неживая тишина.
Мы с идином стояли в лесу, глядя, как на небо медленно выплывает Гилеон. Там, где был город, тлело страшное багровое зарево. И Гилеон в клубах темного дыма и отсветах пожара казался облаченным в траур.
— Его больше нет, — сказала я идину.
— Нет, — ответил мне идин, и я почему-то не удивилась, что поняла его.
— Зачем мне тогда жить? — спросила я.
По лицу у меня катились слезы, хотя мне казалось, что слез у меня уже давно не осталось. Но они лились и лились.
Идин повернул голову набок, и из его бирюзового глаза тоже капнула слеза.
— Чтобы помогать людям, — ответил идин.
Я легла на его шею, прижавшись щекой к теплой бархатистой шкуре.
На нее стекали мои слезы. Мы были с ним одни — вдвоем против всего мира.
Я должна отплакать здесь, вместе с идином, пока никто не видит моей слабости. А потом вернуться в город.
Я заклинатель идинов. Я соберу и отвезу в лес тех, кто остался в живых. Я помогу наладить жизнь в лесу. Я научу людей ездить на идинах — ведь пока это единственный способ выжить.
Я должна это сделать.
Потому что я — защитница города.