На совершенство Линьсюань не претендовал, но выходило неплохо. Ладонь почти достигала дна железного бочонка с нагретым песком, ци из окружающего воздуха потихоньку впитывалась в тело, капля по капле сливаясь с его собственной и, пусть ненамного, но усиливая заклинателя. Ритмичные движения, дыхание, сосредоточенность — Линьсюань практически впал в транс, изрядно помогающий в тренировке, а потому до него не сразу дошло, что рядом кто-то стоит.
— Прошу прощения у мастера Хэна, — поклонился один из учеников Чжаньцюна, — но учитель хочет вас видеть. Дело срочное.
— Дай этому мастеру минуту.
Чтобы вытереть руки и смазать их специальным отваром, который рекомендовалось наносить до и после тренировки, понадобилось немного больше. Подгоняемый любопытством Линьсюань едва сдерживался, чтобы не обогнать ученика; тот, впрочем, и сам шёл быстро.
— Можешь идти, — бросил глава Ши юноше, когда они переступили порог. Он стоял у окна, выходившего на долину, заложив руки за спину, и едва обернулся при их появлении.
— Что случилось? — спросил Линьсюань, уже догадываясь, что услышит не самые приятные новости. Чжаньцюн помедлил мгновение, пока за учеником не закрылась дверь.
— Вот знал же я, что не стоит играть с этой По в милосердие и прощение, — произнёс он.
— С этой По?.. Ты про По Наопин? А что с ней?
— Прочти, — Чжаньцюн кивнул на стол. — Пришли сегодня почти одновременно.
На столе лежали две сложенные бумаги — похоже, письма. Линьсюань взял верхнее, развернул, глянул на печать и поднял брови: отправителем был Мэй Цзыцзинь. По мере прочтения, впрочем, у Линьсюаня на лоб полезли не только брови, но и глаза.
— Это он серьёзно?
— А что, похоже, что он шутит? — поинтересовался Чжаньцюн.
— Он действительно думает, будто угрожая мне разоблачением, вынудит тебя отказаться от поддержки притязаний клана Инь?
— Наша дружба всем известна, — Чжаньцюн отошёл от окна. — Едва ли он надеется действительно меня припугнуть, скорее пользуется случаем сделать нам гадость. Мэи обожают вытирать ноги об окружающих, а Линшань тем более только что победил в состязании учеников. Опрокинуть на нас чёрный горшок для них станет истинным удовольствием.
— Мэи… Нет, нет, погоди, что-то не сходится. Ведь я работаю на главу Мэя. Так зачем ему привлекать ко мне такое внимание, ещё больше чернить мою репутацию и тем самым затруднять мне работу? К тому же он пообещал в случае чего дать мне убежище. Тогда моя репутация станет уже его головной болью. Сдаётся мне, у них там правая рука не ведает, что делает левая, и это письмо — гнилая инициатива Мэй Цзыцзиня.
— Не важно, имеет глава Мэй отношение к этому письму, или нет.
— Почему же неважно? Я бы на твоём месте потребовал объяснений от Мэй Цзыдяня, почему его брат клевещет на твоего подчинённого. Скорее всего, после этого глава Мэй надаёт братцу по шапке и никакого разоблачения не случится.
— Шиди, а ты не хочешь узнать, откуда Мэй Цзыцзинь вообще всё это узнал?
— Думаешь, от По Наопин? — после небольшой паузы спросил Линьсюань.
— Прочти второе письмо.
Линьсюань развернул вторую бумагу. Перед ним был обстоятельный и подробный доклад судьи Кана о преступлении, совершённом на шестнадцатом году эры Баоин, он же первый год эры Имин. Юный раб Хэн Ань убил своего хозяина, его сына и их слуг, надругался над хозяйской дочерью, поджёг дом и сбежал вместе с известным разбойником, душегубом и тёмным заклинателем У Яньши. Вероятно, он виновен ещё не в одном злодеянии, но потом сумел пробраться в уважаемый орден и стать заклинателем. В том же году, когда случилось убийство семьи По, был свергнут император, и в последовавшей сумятице должного расследования не провели, но сейчас у главы Ши есть все возможности покарать виновного. «Или не осталось в этом мире справедливости, а в главе Ши — добродетели…»
Линьсюань медленно отложил послание. Судя по обилию подробностей, доклад был записан со слов свидетеля. Или свидетелей.
— Два месяца назад судья Кан отпросился в отпуск и уехал вместе с женой — якобы навестить родню. Оказалось, что он ездил в Линьань, — Чжаньцюн помолчал. — Отдаю должное его добросовестности: он не поверил только лишь рассказу жены и решил найти подтверждения. Нужно было заткнуть её ещё тогда, пока она не потянула за собой мужа. Но я, как и ты, понадеялся на её благоразумие.
— Ну, кто ж мог знать, что она возьмёт этот камень и уронит себе же на ногу.
— Да, теперь поздно сожалеть. В любом случае, это, — Чжаньцюн поднял письмо от Мэй Цзыцзиня, — доказательство того, что кто-то из них, либо они оба не смогли закупорить свою горлянку. А за передачу врагам порочащих орден сведений полагается смерть.
— Что, и судью тоже? А если он ничего не знает?
— Тогда ему надо было лучше смотреть за женой. Три человека порождают тигра, чем меньше людей будет знать о твоём прошлом, тем лучше.
— А не поздновато ли? — осведомился Линьсюань. — Мэям так просто рты не заткнёшь.
— Даже если овцы сбежали, загон всё равно надо чинить. Кстати, возможно, твой совет был хорош. Пожалуй, я им воспользуюсь. И нет, шиди, не отговаривай меня, — добавил Чжаньцюн, увидев, что Линьсюань открыл рот. — Один раз я уже пошёл у тебя на поводу, и вот к чему это привело.
Он говорил мягко, но непреклонно. Линьсюань прикусил губу.
— И ещё одно, шиди…
— Да?
— Быть может, тебе лучше уехать на время? Если скандал всё-таки разразится, пусть это произойдёт подальше от тебя. Через несколько месяцев вернёшься. Или раньше, если ничего не случится.
— Я подумаю, — сказал Линьсюань.
Чувствовал он себя… странно. Не то разочарование, не то горечь, не то жалость… Последней, как ни странно, было меньше всего. Наопин можно было понять, у неё есть все основания ненавидеть… Но для него она осталась чужой, почти незнакомой женщиной, которую он видел один раз. Судью Кана и вовсе никогда не встречал. Им просто не повезло, а переживать обо всех, кому не повезло — никаких душевных сил не хватит.
Может, и правда стоит вздохнуть с облегчением от того, что эта история будет закрыта раз и навсегда? В конце концов, кто-то из супругов действительно совершил вполне реальное преступление, разгласив сведения, которые должны оставаться тайной. Причём даже раньше, чем убедился, что к собственным властям обращаться бесполезно. Не то чтобы это не было очевидно, но всё же сперва следует пробовать законные способы.
Остаток дня прошёл без происшествий, а вечером, когда уже темнело и зажегший свечу Линьсюань собирался готовиться ко сну, в дверь постучали. Недоумевая, кто это мог быть, Линьсюань распахнул дверь, и через порог юркнула женская фигурка в плаще с капюшоном. Ещё больше удивившийся заклинатель не попытался её остановить, а женщина плотно закрыла за собой дверь, огляделась и только тогда откинула капюшон:
— Братец Ань…
— Ты⁈ — поразился Линьсюань. — Откуда?
На него смотрела бледная По Наопин.
— Из города. За моим мужем сегодня пришли. Стража из городской управы, говорят, по приказу самого главы Ши. Я ходила навестить подругу, меня дома не застали, потому и спаслась. Пряталась до наступления темноты…
— А как ты попала сюда? — спросил Линьсюань, оглядывая её. На первый взгляд Линшань не охранялся, но только на первый. Могущественные талисманы и заклятия защищали границу, пропуская через неё только носителей орденской одежды с соответствующим образом зачарованной вышивкой. Порядки были демократичные, даже внешние ученики, работники кухни и мастерских покидали орден и возвращались беспрепятственно, но заимствовать чужой халат было бесполезно — он работал только на том, кому предназначался. Посторонний мог попасть внутрь либо по лестнице Чёрной Черепахи, имея при себе нефритовый жетон-приглашение, либо через большие ворота, где стояла стража и дежурили ученики.
— Я… — Наопин отвела глаза. — Я притворилась служанкой клана Мэй. Они собирают оставшиеся вещи, я сказала в воротах, будто забыла вещь одной из учениц.