На раскрытой странице книги были вычерчены многочисленные картинки с пояснительным текстом. Книга объясняла то, что здесь именовалось «ручные печати», а в родном мире Андрея звалось, кажется, «мудры». Определённое положение кистей и пальцев, позволяющее направить ци через проходящие через них каналы, сконцентрировать – и влить туда, куда нужно. Линьсюань прикрыл глаза. Кончики замысловато сложенных пальцев начинало покалывать, энергия натуральным образом искрила между ними, и когда он медленно развёл руки, в воздухе осталась тусклая, но явственно видимая светящаяся линия, словно электрическая дуга между контактами. Резкий жест – и линия мгновенно вытянулась, хлестнула над столом, как бич, на какую-то долю секунды став из тусклой ослепительно яркой. И тут же погасла, оставив после ощущение тяжести в кистях.
Звякнуло – это от шандала на столе отвалилась одна из лапок, поддерживающих гнездо для свечи.
Некоторое время Линьсюань смотрел на кусок металла, потом поднял и повертел в руках. Срез лапки оказался гладким, словно её перерубили мечом… или лазером. Подумалось, что для боевых тренировок, не важно, с оружием или заклинаниями, существуют специальные площадки. Пожалуй, впредь делать это в комнате будет опрометчиво.
В дверь постучали.
– Кто там? – Линьсюань кинул взгляд на светлое окно – Чжаньцюн обычно приходил ближе к вечеру, а больше он никого не ждал. И тем не менее, это оказался шисюн Ши.
– Шиди позволит войти?
– Разумеется, – Линьсюань встал. По этикету следовало бы распахнуть перед главой ордена дверь, но тот сделал это сам. И сам же закрыл её за собой.
– Как проходят твои уроки с шиди Доу?
– Хорошо. Я чувствую, что продвинулся вперёд.
– Я рад, что вы не ссоритесь.
– Я тоже, – Линьсюань жестом пригласил его сесть, и сам сел напротив. – Угостить тебя чаем? Или вином?
– Я ненадолго, – Чжаньцюн качнул головой. – Я принял испытания у своих и твоих учеников. Возможно, тебе будет интересно, как твои ученики себя показали.
– Разумеется, мне будет интересно, – хмыкнул Линьсюань.
– Тогда я принёс тебе список, – шисюн извлёк из рукава обтянутые шёлком дощечки, между которыми помещалась сложенная в гармошку бумага, и положил их на стол между ними. – И вот что я ещё думаю…
– Да?
– Тебе пора возвращаться к преподаванию. Пусть ты пока ещё не можешь в полной мере объяснить детям заклинательство и направить по пути совершенствования, но другие дисциплины – каллиграфия, математика… Ты можешь, например, проверить у них сочинения. Или потренировать их на знание канонов.
Линьсюань потёр нос. Пожалуй, это предложение имело смысл. Если уж он волей-неволей стал преподавателем, то и в этом деле надо начинать практиковаться. Чжаньцюн между тем посмотрел на валяющийся на столе обломок подсвечника, но комментировать не стал.
– Твои ученики по тебе скучают, – добавил он вместо этого.
– Что ж, тогда не будем откладывать, – кивнул решившийся Линьсюань. – Какие у них завтра уроки?
– Я тебе напишу, – с готовностью предложил Чжаньцюн, и Линьсюань даже почувствовал себя слегка неловко – не должен директор школы помнить расписание за учителя. Но он сам же спросил, а потому оставалось только вынуть чистый лист бумаги и растереть для шисюна немного туши. Бумагу пришлось поискать – папку с листами как-то незаметно заполнили заметки и рисунки, так что пришлось встать и отойти к шкафу за новой стопкой.
– Это… ты нарисовал?
– А? – Линьсюань обернулся. – Да, я.
В руках Чжаньцюна был рисунок с цветами сливы и стихотворением – тот самый, первый, как ни забавно, так и оставшийся самым удачным. Похоже, в тот день его и правда посетило вдохновение.
– Не знал, что ты рисуешь.
– Здесь нечем хвастаться, – Линьсюань пожал плечами. Похоже, что рисование было для мастера Хэна чем-то вроде гилти плеже – навык определённо у него был, но при этом сохранялся в тайне даже от Чжаньцюна, который, как бы оригинальный Линьсюань на него ни шипел, оставался ему в ордене самым близким человеком. В тексте романа, к слову, о рисовании тоже не упоминалось.
– А, по-моему, это прекрасно.
– Шисюн меня перехваливает, – Линьсюань сел на место и взялся за брусок туши.
– Шиди…
– М?
– Ты позволишь мне его забрать? На память.
– Да бери.
Чжаньцюн улыбнулся, словно ему подарили не непритязательный рисунок, а по меньшей мере пилюлю бессмертия, и бережно отложил лист в сторону. Через несколько минут он ушёл, унося с собой разрисованный лист и оставив после себя список уроков и ведущих их учителей. Линьсюаню досталось занятие по каллиграфии.
* Чи – 32 см.
** Лян – 37,5 г.
*** Цзинь – 16 лян – 600 г.
Глава 6
Классная комната, как и все здешние помещения, была прохладной, что позволяло заниматься в достаточно комфортных условиях, не отвлекаясь на бытовые неудобства. Просторная и светлая, она, как и почти во всех здешних строениях, занимала практически всё здание. Перед возвышением, на котором сидел Линьсюань, выстроилось шесть рядов низких столиков, по пять в ряд. За ними стояли юноши в белых и серых одеждах. Около десятка его личных учеников, ещё с десяток чьих-то ещё, и столько же внешних. Девушки занимались отдельно.
Ученики слаженно, явно не в первый раз, поклонились, плавно сложив руки перед грудью. И ещё раз, широкие рукава колыхались в воздухе, как у танцовщиц из заведения Матушки Гу. Себя Линьсюань не видел, но подозревал, что на его лице застыло выражение брезгливого скепсиса, столь хорошо удававшееся оригинальному Линьсюаню. Накануне он ещё раз просмотрел уже давно найденные заметки настоящего мастера Хэна, хотя знал, что ничего полезного там не найдёт. Разрозненные записи кратко перечисляли названия книг и материалов, которые, видимо, следовало преподать на уроках, имена то ли отличившихся, то ли наоборот, отстающих учеников, иногда попадались выглядевшие совершенно бессмысленными фразы, типа «Как знание гуляло на севере ещё раз». Как-то детализировать свои, не предназначавшиеся для постороннего глаза наметки Хэн Линьсюань нужным не считал. И вот как тут можно составить план урока, как догадаться, чему учить и как именно учить?
На третьем поклоне ученики сумели его удивить, вырвав из невесёлых размышлений: сложив в очередной раз руки, они все дружно опустились на колени и поклонились до земли. К счастью, выпрямились и поднялись на ноги сами, не дожидаясь, пока слегка впавший в ступор учитель придёт в себя. И за столики сели тоже сами, выпрямившись, сложив руки на столешницах, поедая Линьсюаня взглядами и всем своим видом демонстрируя готовность «прочистить уши и внимать» мудрости уважаемого наставника.
– Как вы знаете, – начал Линьсюань, обводя замерших учеников взглядом, – ваш учитель некоторое время был нездоров и потому был вынужден пропустить довольно много времени. И теперь я хочу посмотреть, как далеко вы продвинулись за время моего отсутствия. А потому напишите мне сейчас… ну, например, – он наугад открыл лежащую перед ним книгу, – вот этот отрывок: начиная от «Много в Поднебесной мужей, имеющих в жизни свой Путь…» и заканчивая «…учения Ста школ часто ставят их речи в пример и толкуют их». А я потом посмотрю, что у вас получилось.
Ученики дружно взялись за кисти. Удивительно, но к книгам на столах не потянулся почти никто, хотя Линьсюань нарочно проверил перед их приходом, чтобы экземпляр трактата был на каждом столе. Но только один или двое из серых внешних учеников быстро и украдкой перелистнули страницы, явно стыдясь того, что вынуждены списывать, когда все остальные полагаются на память. Линьсюань в очередной раз поразился здешней системе обучения. Ученики были вынуждены заучивать наизусть прямо-таки зверский массив текстов. И это в придачу к зубрёжке тысяч иероглифов, к тому же в двух вариантах употребления: на разговорном языке байхуа и литературном вэньяне. Тоже дело не самое лёгкое.
Черноволосые головы с перевязанными лентами узлами склонились над столиками. Стояла образцовая тишина, и сколько Линьсюань не оглядывал ряды учеников, нигде не мог заметить никаких следов списывания или ещё какого-нибудь нарушения дисциплины, даже самого мелкого. Только один подросток в самом заднем ряду сделал украдкой какой-то знак своему соседу, но тот лишь отмахнулся. Впору умилиться, какие здесь сознательные и добропорядочные ученики.