– Нельзя дать им разлететься! – крикнул Доу Сюй, и они, не сговариваясь, встали спиной к спине. – Я их отвлеку, а ты поставь барьер!
Линьсюань ругнулся вторично, на этот раз мысленно. Как он ставится, этот проклятый барьер? Когда-то он читал о нём, но с тех пор эти сведения оказались погребены под кучей других знаний, казавшихся более актуальными. А сейчас условия для насилования памяти были самые неподходящие. Между тем Доу Сюй выкинул в воздух новый талисман, и тот не закружился и не упал, как положено приличной бумажке, а завис в воздухе над ним, сияя алой надписью. Духи взвыли, почти неслышно, на самом краю воспринимаемого диапазона, и снова устремились к шиди, напрочь игнорируя Линьсюаня. Знак, привлекающий нечисть, вспомнилось ему, как раз для таких случаев, когда нужно выманить её из укромного места или отвлечь от жертвы. Поцзюнь буквально окутал Доу Сюя шелестящей стеной, не давая пробиться к своему хозяину, и Линьсюаню подумалось, что свой титул первого мечника шиди носит более чем заслуженно. Сам Линьсюань так бы не смог.
– Быстрей же! Талисман долго не продержится!
Да и ты неизвестно сколько так продержишься, мог бы добавить Линьсюань. И тут его осенило. Как на экзамене, когда ты входишь к экзаменаторам, казалось бы, с совершенно пустой головой, а потом, не иначе, как от стресса, в ней начинает чего-то шевелиться. И ты, потянув за ниточку возникших воспоминаний, вытягиваешь на вполне приличный ответ. Или, быть может, сработала цепочка ассоциаций: ведь Линьсюань и сам уже сотворил не так уж мало талисманов. У заклятия и талисмана много общего – и там, и там ты составляешь знаки и вливаешь в них духовную силу. Только, заклиная, ты делаешь это не на бумаге.
Линьсюань поднял руки, в одной из которых был зажат Ханьшуй, и ци по меридианам побежала быстрее, концентрируясь в кистях. Не было нужды выписывать линии в воздухе, достаточно было их представить. Ци вливалась в мысленный узор, и вот он стал видимым – перед Линьсюанем засветилась довольно сложная фигура: большой круг из концентрических и пересекающихся линий и иероглифов. Заклинатель произвёл несколько пассов, довершая формирование, и вскинул руки вверх. Заклятие послушно взлетело, повинуясь его жесту, вспыхнуло – и колодец, заклинателей и облако духов накрыл слабо светящийся купол диаметром метров тридцать.
– Хорошо! – крикнул Доу Сюй. – Теперь давай!..
Что именно давать, объяснять не требовалось. Ханьшуй присоединился в танце к Поцзюню, и число призраков начало остаточно стремительно сокращаться. Оставшиеся заметались и, убедившись, что деваться им некуда, снова кинулись в атаку.
Впоследствии Линьсюань не мог вспомнить подробностей этой своей первой настоящей битвы с нечистью. Остались только тяжёлое дыхание, щиплющий глаза пот, ноющая от бешенного махания мечом рука. А потом вдруг оказалось, что всё. Призраки, похоже, кончились, и только купол, истаивая, мерцает над ними – но вскоре исчезнет и он. Линьсюань перевёл дыхание, огляделся, обернулся к Доу Сюю… как раз вовремя, чтобы увидеть, как за спиной у шиди материализовался полупрозрачный силуэт с длинными когтями, которые нацелились мечнику в спину.
Окликать шиди было некогда, и Линьсюань ударил Ханьшуем. Как назло, как раз в этот момент Доу Сюй дёрнулся назад, тоже взмахнув мечом, чтобы добить оставшегося призрака – и кончик Ханьшуя, пронзив распавшегося и развеявшегося духа за его спиной, чиркнул по коже. К счастью, не глубоко – Доу Сюй мгновенно крутанулся и отскочил. И застыл, вытянув меч в сторону Линьсюаня и глядя на него бешенным взглядом.
– Прости… – выдохнул Линьсюань. – Там был дух.
Доу Сюй не ответил. Линьсюань ещё раз огляделся по сторонам, прислушался к своим чувствам и к ровному теплу меча. Нет, ни он, ни Ханьшуй больше активной нечисти не чувствовали.
– Кажется… всё?
Купол над ними с лёгким треском погас окончательно. Доу Сюй опустил меч, но в ножны не вложил, а так и смотрел на своего шисюна, тяжело дыша. Под этим взглядом Линьсюаню сделалось неуютно. Он открыл было рот, собираясь извиниться ещё раз, но тут Доу Сюй вдруг резким движением кинул Поцзюнь на воздух, вскочил на него и буквально взвился с места. Линьсюань подумал, что тот собирается лететь в городскую управу, но шиди устремился прочь от города.
– Эй, а закончить? – крикнул Линьсюань ему вслед, но Доу Сюй, скорее всего, его уже не услышал.
Оставалось только пожать плечами и заняться оставшимися делами самому. В сапоге хлюпнуло – оказывается, на бедре был порез, кровь из которого бодро текла по ноге, промочив штанину, а он и не заметил. Неглубокий, такие самостоятельно лечатся на раз-два. Но грязь в сапоге и затвердевающую по мере высыхания крови ткань придётся потерпеть.
Дел, к счастью, было немного – отметиться в управе, сообщив, что задание успешно выполнено, да выселиться из гостиницы. Но когда Линьсюань, всё ещё слегка прихрамывая, подошёл к зданию местного самоуправления, его там встретила целая делегация. Похоже, градоначальник решил компенсировать то ли себе, то ли господину бессмертному вынужденный пропуск торжественной встречи ещё более торжественными проводами. Так что понадобилось изрядное время, чтобы выпутаться из этого нагромождения речей, поклонов и взаимных расшаркиваний. Линьсюань уболтал язык, уверяя, что этому Хэну не нужен пир в его честь, и что его спутник улетел не потому, что чем-то недоволен в славном городе Лосяне. Когда он со вздохом облегчения наконец вышел из управы, солнце стояло совсем высоко, и заклинатель невольно задался вопросом, а имеет ли смысл сегодня вообще отправляться в путь. Ибо до темноты в Линшань он явно не успеет.
Конец сомнениям положил хозяин «Сливового сада», встретивший Линьсюаня известием, что на постоялый двор только что привезли прекрасное вино, которое он будет рад подать господину бессмертному. Осознав, что выпить или даже напиться после всего пережитого действительно хочется, мастер Хэн махнул рукой и остался до следующего утра. День был потрачен на то, чтобы как следует отлежаться, вымыться и переодеться, а вечером, чтобы не пить в одиночестве, Линьсюань пригласил хозяина присоединиться. Тот оказался душевным мужиком, они прекрасно провели время, поглощая выпивку и целую кучу притащенных слугой сладостей и закусок и неспешно беседуя о делах провинции, видах на торговлю и урожай. Надо признать, что пирожные из песочного теста, сделанные в виде цветка, с начинкой из местного мармелада, оказались выше всех похвал. Линьсюань даже в какой-то момент почувствовал себя барышней, которая заедает сладким жизненные огорчения и не может остановиться.
О поведении Доу Сюя думать не хотелось. Линьсюань утешал себя мыслью, что у него ещё будет возможность спросить, какая муха того укусила. Может, и к лучшему, что он задержался, шиди успеет остыть. Так что наутро, успешно опохмелившись остатками вчерашнего вина, Линьсюань вылетел обратно. На этот раз он держался ниже и летел медленней, а потому едва-едва успел к ночи. И опять, рассудив, что вваливаться к главе на ночь глядя смысла нет, Линьсюань спокойно лёг спать в своём доме, отложив визит к Чжаньцюну на утро.
* * *
А утро началось с того, что к Линьсюаню прибежал один из учеников Чжаньцюна и передал просьбу как можно скорее прийти к главе. Решив, что стоило всё-таки доложиться сразу, Линьсюань быстро собрался и направился по уже знакомой дорожке. Чего он не ожидал, так это что у главы его встретит целое собрание. Помимо хозяина и хмурого Доу Сюя тут был весь цвет ордена, включая и достаточно редко выбиравшуюся в общество Шэ Ванъюэ.
Снова почувствовав себя студентом на экзамене, Линьсюань поклонился и коротко рассказал о том, что Чжаньцюн и так уже должен был знать от Доу Сюя. Глава кивал, вид у него был совершенно непроницаемым – пожалуй, на судимую за покушение на свекровь селянку он и то смотрел мягче.
– Что ж, хорошо, – сказал он, когда Линьсюань замолчал. – С этим делом мы покончили. Я рад, что всё завершилось благополучно и жителям Лосяна больше ничего не угрожает. А теперь – я собрал сюда всех нас по просьбе шиди Доу. Шиди, мы слушаем – что ты хочешь нам поведать?