Однако какой смысл расстраиваться и накручивать себя? Линьсюань попытался отвлечься, рассматривая внутреннее убранство: массивные колонны с резьбой, собранные в складки занавеси с кистями вдоль стен, многоярусные шандалы со множеством свечей, невысокие, уже накрытые столики, расставленные покоем в два ряда. Градоначальник явно не бедствовал. Откуда-то из внутренних дверей выплыла целая вереница женщин, все, как одна, «в теле», похожие на облачённые в разноцветные платья бочоночки. Их уложенные в замысловатые узлы волосы соперничали друг с другом блеском шпилек, гребней и заколок. Возглавляла эту вереницу, как предположил Линьсюань, госпожа Жун с самой роскошной из причёсок: от верха узла по обеим сторонам головы спускались две уложенных «бубликом» косы, словно ручки у амфоры. Круглые лица под слоем румян и белил разглядеть было довольно сложно, но, судя по всему, женщины находились в том возрасте, когда, что называется, «листья ещё зелены, а цветы уже увядают». Ни юных девиц, ни старух среди них различить не удалось.
Признаться, читая книжные описания, он всё представлял себе не так. И теперь словно смотрел экранизацию – вот оно, узнаёшь эпизоды, но что-то художники по костюмам и интерьерам намудрили, и кастинг не совсем подходящий…
А ведь именно сегодня, на этом самом празднике должна состояться эпохальная встреча Хэн Линьсюаня и госпожи Е, Сун Жулань, молодой жены нынешнего почётного гостя. Встреча, которая должна была стать для Линьсюаня началом конца. При личном знакомстве мастер Хэн и Е Цзиньчэн очень не понравились друг другу, наговорили колкостей, и Линьсюань, сочтя себя оскорблённым, не нашёл ничего лучше, чем свести счёты не с обидчиком, а с его женой. Ну, садист он был, нравилась ему беспомощность жертвы, а бывалый воин на жертву не тянул, даже для умелого заклинателя. Так что Линьсюань предпочёл похитить, заточить и насиловать его жену. Но та со временем сумела сбежать, рассказала всё мужу, и Е Цзиньчэн, преисполнившись праведного гнева, примкнул к молодому императору, только-только заявившему свои права на трон. Благодаря командующему Е были повержены кланы Мэй и Чжун, но, когда дело дошло до ордена Линшань, Е Цзиньчэн пожелал своей рукой сразить обидчика… и в поединке Хэн Линьсюаню проиграл. И Гусунь, полный сочувствия к его вдове, не только казнил убийцу, но и лично нанёс женщине визит, чтобы попытаться как-то её утешить. Потом второй визит, третий…
Так и стала Сун Жулань императрицей. Помнится, читая, Андрей несколько удивился нестандартности любовной линии. Хотя бы потому, что Сун Жулань была старше будущего супруга лет на пять или около того, и к тому же собой нехороша. И не было у них никакого «ах, они с первого взгляда друг друга возжелали», также как и столь популярного «он сначала отнёсся к ней как сволочь, но потом полюбил и стал белый и пушистый». Спокойные, ровные отношения от начала до конца, когда складывается впечатление, что муж с женой скорее друзья и соратники, чем пылкие возлюбленные.
А ведь он, нынешний Линьсюань, не прошлый подлый и жестокий мастер Хэн. Он не станет ругаться с Е Цзиньчэном, а если тот его всё же и оскорбит, уж точно не станет похищать его жену. Так что не будет у Сун Жулань повода жаловаться мужу, не будет у Е Цзиньчэна повода выступать против заклинателей, не останется Сун Жулань вдовой…
Это что же выходит, сегодня он, Линьсюань, лишит И Гусуня его будущей императрицы? И боевого соратника заодно?
Насколько Линьсюань волен изменять сюжет книги, в которую попал? До сих пор он не замечал никакого противодействия своим поступкам, но до сих пор он и не делал ничего, что кардинально шло бы в разрез с событиями романа. Вот и настал момент истины – возможность узнать, есть ли у него свобода воли и право поступать так, как он хочет, а не как ему предписано. А потом, если всё же выйдет как он хочет, думать, каким образом компенсировать И Гусуню отсутствие рядом толкового полководца, что, особенно на первых порах, может стать критичным.
Но не похищать же ни в чём не повинную женщину только ради того, чтобы помочь этому юнцу сесть на трон!
– Прибыли господин и госпожа Е! – прокричал слуга от двери, и Линьсюань с понятным любопытством подошёл ближе.
Е Цзиньчэн выглядел… ну, Линьсюань представлял его брутальнее. Это должен быть могучий, суровый воин, прошедший множество битв, обветренный степными ветрами и закалённый ледяными северными водами. Но лицо у Е Цзиньчэна оказалось довольно тонким, богатырём он отнюдь не выглядел, и рост… Линьсюань, пожалуй, повыше будет. А за ним шла…
Всё то время, пока поспешившие навстречу почётному гостю градоначальник Жун и глава Ши раскланивались с ним и обменивались приветствиями и пожеланиями, Линьсюань не сводил глаз с женщины, которая, скромно опустив глаза, стояла позади господина Е. И, как только Чжаньцюн отступил в сторону, пропуская новоприбывшую пару в глубь зала, устремился к нему с вопросом:
– А эта женщина, которая вошла с Е Цзиньчэном – кто это?
– Это? – удивлённо переспросил Чжаньцюн. – Его жена.
– Сун Жулань? Это она?
– Ну, да. Конечно, красотой не блещет, но, вероятно, у неё есть другие достоинства. В конце концов, главное в жене – добродетель.
И Чжаньцюн отошёл, оставив Линьсюаня в состоянии, близком к шоку. В тексте внешность Сун Жулань в деталях не описывалась, но по репликам персонажей, вроде только что прозвучавшей, складывалось впечатление, будто будущая императрица Сун решительно некрасива.
Ага, всем бы такими некрасивыми быть.
Точёная головка венчала лебединую шею. На нежном лице, почти не тронутом пудрой и совсем лишённом модных красных узоров на лбу и щеках, сияли огромные глаза. Большую часть времени они были устремлены в пол, но когда госпожа Е всё же их понимала, они вспыхивали как звёзды, и сейчас это сравнение совсем не казалось Линьсюаню избитым. Впалые щёки подчёркивали высокие скулы, и только когда она поворачивалась в профиль, становился виден единственный недостаток – горбатый нос, немного слишком выдающийся на этом ангельском личике. Телосложение под длинным свободным платьем разглядеть было сложно, но толстухой Сун Жулань точно не была. Высокая, почти не уступающая ростом мужу, двигалась она легко, и воображение тут же дорисовало Линьсюаню прекрасную фигуру, скрытую под этими многослойными тряпками. К нему по-прежнему никто не подходил, и Линьсюань всё смотрел и смотрел, пока не наткнулся на ответный взгляд. Госпожа Е глядела прямо на него отнюдь не ласково, и он, наконец, отвёл глаза, спохватившись, что так таращиться на женщин, тем более на чужих жён, невежливо.
– Прошу вас, – рядом возник слуга, с поклоном сделавший приглашающий жест. Гости и хозяева уже рассаживались за столы. Е Цзиньчэн оказался прямо напротив Ши Чжаньцюна, Линьсюань сидел рядом со своим главой. Второй ряд столиков предназначался для младших и женщин, так что усаженная за своим мужем Сун Жулань снова оказалась прямо перед глазами.
– Нас посетили такие гости, и радость озарила этот дом, – градоначальник поднялся с чаркой в руке. – Я хочу поднять эту чашу за господина Е Цзинчэна и поблагодарить его за то, что из всех городов он выбрал наш скромный Гаотай. Хотя в нём нет красот, он ничем не славен, и живём мы бедно, но мы готовы приложить все свои жалкие силы, чтобы вы не разочаровались в своём выборе.